12 августа фирма получила еще один подарок к своему юбилею - конкурс на должность Генерального директора "Мелодии" выиграл Андрей Кричевский! Под его руководством "Мелодия" будет и дальше радовать вас лучшими записями "высшего в мире искусства" !
Своими воспоминаниями о рождении "Мелодии", о том, чем были наши пластинки для нескольких поколений советских людей, поделилась З.Б. Богуславская.
«Музыка – высшее в мире искусство»
Лев Николаевич Толстой
Подписываюсь под каждым словом классика. Волшебство музыки всегда было способно менять мое настроение, только что пережитая драма смягчалась прозвучавшей мелодией. Свою юность я почти протанцевала – меня могли утащить друзья-подружки на любую вечеринку, где можно было отбивать такт ногами, и попытки вытащить меня до глубокой ночи часто успеха не имели.
Впоследствии мое музыкальное взросление шло двумя потоками. Первый – консерватория (Большой и Малый залы), позднее – зал П.И.Чайковского, Филармония... Мне повезло не пропускать концерты Е.Светланова, Г.Рождественского, Ю.Темирканова, Е.Колобова и др., в живом исполнении - С.Рихтера, Г.Кремера, Е.Кисина, Н.Петрова, М.Венгерова, Г.Нейгауза и еще многих. С Альфредом Шнитке, Софией Губайдулиной, Гией Канчели – много общалась и лично. Эти впечатления, эта школа духовного воспитания остались со мной навсегда.
…Сенсационным событием начала 60-х стал приезд Герберта фон Караяна – музыкального гения, супергероя, легенды и кумира поколения. «Реквием» Моцарта, да еще в исполнении певцов, имена которых знал весь мир: Леонтины Прайс, Фьоренцо Коссото, Карло Бергонци и потрясающего Николая Гяурова. Попасть невозможно. Билеты давно раскуплены по безумным ценам.
За день до концерта в мою квартиру влетел Андрей Вознесенский. Его распирало от гордости, он переминался с ноги на ногу от нетерпения: «Вот, - протянул он какой-то конверт, - два билета на завтрашний концерт. Ты не сможешь отказаться! Такое возможно лишь раз в жизни!». Отчетливо сознавая последствия столь рискованного шага – «засветиться» с А.Вознесенским в Консерватории, где будет цвет московской публики, я отбросила всякие сомнения. Не пожалела об этом ни разу.
Если б случилось назвать самые счастливые моменты, пережитые за столько лет, этот вечер вошел бы в число самых-самых. С того памятного дня - приезда Герберта фон Караяна и сенсации этого концерта, и началась моя новая жизнь – мое соединение с Андреем Вознесенским.
Вскоре в наш быт вошел проигрыватель, музыка сделалась повседневной, стопкой ложились новые записи на виниловых пластинках, затем на дисках. Родилась фирма «Мелодия».
В 70-е уже стало возможным последовательно слушать любую запись из антологии русской симфонической музыки в исполнении Государственного академического оркестра СССР Евг. Светланова, появились концертные программы и вовсе неизвестные нам шедевры: Антона Брукнера, Яна Сибелиуса, редкий, еще не знакомый С. Прокофьев и Д. Шостакович – вся плеяда крупнейших музыкантов ХХ века…
Мое музыкальное образование быстро кончилось в третьем классе городской школы, травма правой руки похоронила тщеславные замыслы моих родителей сделать из меня пианистку. «У вашей дочери абсолютный слух», - сказал им профессор Гельман, знаменитость педагогического музыкального мира.
В отличие от родителей такое бесславное завершение карьеры меня вовсе не опечалило – мне было противопоказано «долбание» гамм, проигрывание музыкальных упражнений, чтобы совершенствовать технику.
Несколько лет спустя началось мое помешательство, как и многих девиц нашего поколения, на Александре Вертинском. Так случилось, что мои родители, отправленные на курсы повышения квалификации в Германию, обзавелись там почти всеми пластинками Вертинского, которые слушала вся русскоязычная диаспора. Мама, будущий врач, проходила практику в клинике Штерна, отец – осваивал современную технику в составе группы, посланной заводом имени Г.Орджоникидзе. Впоследствии имя подпольного Вертинского не раз сводило меня с самыми разными людьми, как пароль, открывая двери многих знаменитостей.
В конце войны, едва переступив порог ГИТИСа, нас всех послали на трудфронт. Это была Ока, деревня Дракино, где мы год с лишним разгружали бревна с прибывающих барж и складывали их на грузовики. Мальчики были все на фронте, здесь «в джазе были одни девушки». Тяжелая многочасовая работа покалечила многих... Однажды кто-то на причал принес гитару, среди советских «боевиков» и ностальгической тоски по ушедшим мужчинам («Землянка», «Темная ночь» и т.д. и т.п.), прозвучало что-то похожее на Вертинского. Машинально я в такт что-то напела, к моему ужасу, в последующие вечера меня уже заставляли исполнять шлягеры маэстро. В темноте я различала стайки движущихся девиц, приползавших послушать импровизированный концерт. «Где эта, которая поет Вертинского?» - слышался шепот вновь прибывающих. Так я ощутила первую славу в моей биографии…
Фирма «Мелодия» выпустила первые пластинки А.Вертинского, как только он вернулся из эмиграции в Россию. Конечно же, на том единственном концерте я была. Безо всякой рекламы зал ломился от желающих послушать его, полузапретный, полуподпольный Вертинский всегда был чем-то неофициальным, полуразрешенным. «Я существую в России на правах бардака без вывески», - скажет он о себе впоследствии…
Царственная порода, благородство, неповторимое движение рук, завораживающее грассирование. Как нам, девчонкам, варившим суп из крапивы и жаркое из шелухи картошки, среди военных будней были необходимы эти «бананово-лимонные Сингапуры», «лиловые негры, которые подают манто» и «маленькие балерины, штопающие свое трико». Пластинки «Мелодии» с Вертинским разлетелись в несколько вечеров…
В день пятидесятилетия я от всей души поздравляю всех создателей, причастных к работе фирмы «Мелодия», не могу переоценить ее роль в воспитании трех-четырех поколений слушателей, для меня музыка – это высшее искусство.
