Текст с конверта грампластинки 1976 года:
Проспер Мериме (1803–1870) — один из выдающихся реалистов Франции XIX века, блестящий драматург и мастер художественной прозы, «острый и оригинальный писатель, ...автор произведений чрезвычайно замечательных» (Пушкин). Перу Мериме принадлежат сборник пьес под названием «Театр Клары Гасуль», исторический роман «Хроника времен Карла IX», сборник стихотворений «Гусла» (многие из этих стихотворений Пушкин использовал при создании своих «Песен западных славян») и ряд новелл — «Маттео Фальконе», «Двойная ошибка», «Венера Илльская», «Арсена Гийо», «Кармен» и другие. Незаурядным литературным мастерством отмечены научные работы Мериме о путешествии по Франции, его искусствоведческие труды, исследования по истории, критические статьи.
«Эстетическое значение творчества Мериме огромно. Созданные им произведения неувядаемы: столь глубоко воплощена в них жизненная правда, столь совершенна их форма... Новеллы Мериме, может быть, наиболее популярная часть его литературного наследия. Кому не знакомы нарисованные рукой выдающегося мастера образы Маттео Фальконе и Кармен, Таманго или Колобмы! Они стали вечно живым достоянием мировой культуры... Проза Мериме принадлежит к числу самых блестящих страниц в истории французской литературы XIX столетия» (Ю. Виппер).
Проспер Мериме был восторженным ценителем и горячим пропагандистом русской литературы во Франции. Русская литература «изумила Мериме своей гражданственностью, смелостью в постановке общественных проблем» (И. Лилеева). «Ваша поэзия — писал он И. Тургеневу, — ищет прежде всего правды, а красота является потом сама собой».
Испытывая большой интерес к России, ее культуре, Мериме изучает русский язык, переводит некоторые произведения Пушкина (прежде всего «Пиковую даму»), Гоголя («Ревизор» и другие), несколько повестей Тургенева. Он пишет цикл статей «Николай Гоголь». «Русские повести» — «Мертвые души» — «Ревизор», «Александр Пушкин», «Иван Тургенев». Русский язык восхищал Мериме. Во многих своих статьях он возвращался к его оценке, утверждая, что «только по латыни можно передать сжатость русского языка», что «русский язык создан для поэзии», что «он необычайно богат и в особенности замечателен тонкостью выраженных оттенков».
Пушкин был художник творчески близкий Мериме. Безукоризненность художественной формы при поразительном лаконизме выразительных средств, совершенная законченность фразы, графическая четкость рисунка в изображении характеров и при этом замечательная глубина психологического анализа, присущие «Пиковой даме», чрезвычайно близки Мериме, которого А.В. Луначарский метко назвал «великим графиком слова», отмечая, что «Мериме вооружен холодной, как лед, и прозрачной, как лед, алмазной иглой. Это его стилистический инструмент, его «стиль».
Дмитрий Николаевич Журавлёв — один из выдающихся мастеров звучащей литературы. В течение почти сорокапятилетней творческой деятельности им создана целая антология русской прозы и поэзии: он исполняет произведения Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Гоголя, Лескова, Льва Толстого, Чехова, Горького, Блока, Маяковского, Багрицкого, Ахматовой, Твардовского, Пастернака... — и это еще не полный перечень.
Есть какая-то внутренняя закономерность в том, что артист, так много сил отдавший воплощению в звуке шедевров русской литературы, из произведений переводных остановил свое внимание именно на новелле Мериме.
Работа над «Кармен» по времени совпадает у артиста с углубленной работой над Пушкиным. К этому времени он уже читает «Египетские ночи», «Медного всадника», в 1937 году Д.Н. Журавлёв исполняет роль Пушкина в фильме «Путешествие в Арзум», задумывает чтение «Пиковой дамы». «Кармен» хронологически стоит между первым вариантом «Пиковой дамы» (1937) и ее блестящим завершением (1940). Не удивительно, что «Кармен» в прекрасном переводе М.Л. Лозинского, мастерски передавшего легкость, заостренность фразы Мериме, завершенность рисунка, масимальную сдержанность при внутренней напряженности действия, привлекла внимание артиста и стала одной из лучших его работ. Премьера «Кармен» состоялась в феврале 1938 года.
Изящная и мудрая новелла Мериме интересна и своей психологической глубиной, и тем, что имеет свободную форму повествования. Это рассказ в рассказе (довольно частый прием Мериме), что представляет для исполнителя особую прелесть и сложность.
Вначале повествоание ведет автор — блестящий собеседник, наблюдательный и насмешливый путешественник и эрудит. С первых же слов мы чувствуем расположение к этому ироническому и тонкому человеку, чьи фразы легки и изящны, а насмешка над собой как бы оправдывает его насмешку над миром.
Но вот среди непринужденного рассказа, легкой беседы, проникнутой веселой шуткой, вдруг возникает тень новой темы, скорее предощущение ее — темы Хосе...
Идя от объемного постижения характеров, от проникновения в их психологические глубины, артист находит точные штрихи для наиболее полного раскрытия каждого из них. Вначале следует тема автора — его непринужденный рассказ. В нее намеком, затем все ощутимее вплетается тема Хосе, потом — Кармен... Исполнитель виртуозно «ведет» все эти темы бережно и полно.
Слушая музыкальное произведение, мы чаще всего воспринимаем все темы в единстве. Слушая чтеца, мы еще менее, чем в музыке, обращаем внимаине на «ведение» тем. Мы охвачены интресом. За шуткой, легкой иронией мы едва предчувствуем ожидающую нас трагедию, не замечая, как умело держит нас артист «на ниточках своих намерений». Мы захвачены событиями, и нам в эту секунду все равно, как именно воздействует на нас артист, как он выявляет характеры, какими средствами так умело ведет сюжет... А делает он это исподваоль, ненавязчиво и точно проявляя в звуке то, что заложено в тексте.
Мериме великолепно ощущает контрасты событий, контрасты характеров и мягким рельефом выделяет их. Будучи мастером остроумной беседы, он объединяет все эти контрасты проницательным ироническим взглядом философа и скептика.
Слушая артиста, мы воспринимаем прозу Мериме еще более остро. Перед нами раскрывается благородный и сльный характеро Хосе, его трудный врнутренний мир. С появлением Кармен (у автора в этом образе нет ничего таинственного, ничего не напоминает знаменитую тему судьбы в опере Бизе) возникает острое предчувствие: что-то странное, страстное врывается в жизнь.
После фразы: «Из уст его я и услышал печальную повесть...» далее у Мериме с читателем говори Хосе. Казалось бы, то же происходит и у Журавлёва: меняется и тембр голоса и строй речи артиста. Перед нами иной характер, иные обстоятельства: человек перед смертью вспоминает свою жизнь. И все же при все погруженности в душевный мир Хосе, в глубину его впечатлений, в его отношения с Кармен, где-то тончайшим образом сохраняется и отношение самого артиста к Хосе (сочувствие к человеку благородному, честному). Также и Кармен: иногда артист рисует ее только в восприятии Хосе, а иногда точно говори от себя: «Ну, какова! Поглядите!» в этой многоплановости отношений кроется велика сложность исполнения и его неповторимая прелесть. Предоставив рассказывать Хосе, артист словно наблюдает за ним, аналитическим умом своим прослеживая перипетии страсти, столкновение нравственных, незыблемых, казалось бы, принципов со святением чувств; исподволь размышляет над загадочными судьбами людей. Он — не бесстрастный исследователь. Он — философ, взволнованный, изумленный, покоренный силой раскрывшихся перед ним чувств.
Мы слышим развитие темы, прозвучавшей в первой части при встрече с Кармен: загадочное, страстное, необъяснимое приходит в жизнь. Человек не может вырваться из плена охватившей его страсти, даже предчувствую гибель. Эта мысль о загадке страсти идет через весь рассказ. Об этом все время думает автор, думает артист, думаем мы.
Образ Кармен возникает в памяти Хосе накануне казни так отчетливо, словно все рассказываемое случилось только что. В этом самое большое доказательство огромности его чувства. В тексте это тонко намечено автором. В рассказе четко прочерчено артистом.
Среди сочных жанровых подробностей, живо встающих в памяти Хосе, он вдруг словно наталкивается на то, что внезапно ранит его радостью и болью и сегодня, на пороге смерти. Нам кажется, что рассказывая, Хосе словно впервые охватывает свою жизнь целиком и убеждается в неизбежности празившего его чувства.
Характер Кармен, свободолюбивый, не терпящий и намека на принуждение, предприимчивый, властный, отчаянный, притягательный, раскрывается все полнее. Стремительно нарастает ощущение приближающейся катастрофы. Оно усиливается от умело нагнетаемого артистом напряженного внутреннего ритма действия.
И чем напряженнее момент, тем рассказ проще. Никакой патетики не допускат артист во всем безумно напряженном финале. Непокрность, протест, борьба, весь «роковой поединок» сосредоточены в удивительно простом и весомом слове артиста.
Последний эмоциональный взрыв Хосе. Последний порыв Кармен. Почти протокольно простая сцена убийства. Хосе словно пристально всматривается в то, что было и что стоит и теперь у него перед глазами. Он совсем не думает о себе. Он думает только о невозвратности потери. Он помнит, что она любила. Он помнит, чего она желала. Он сожалеет о Кармен, не о себе.
«Кармен» Дмитрия Журавлёва — торжество смелости и цельности чувства. Готовность заплатить за него жизнью. Слава его бескорыстию и бескомпромиссности.
Ольга Итина
