Фирма «Мелодия» представляет записи выдающегося советского дирижера Александра Мелик-Пашаева.
Его исполнительская деятельность в Большом театре СССР, продолжавшаяся более 30 лет, составила целую эпоху в этом прославленном коллективе. Широко известны его многочисленные записи оперных комплектов, в том числе удостоенные престижных зарубежных наград «Князь Игорь» Бородина, «Война и мир» Прокофьева и «Борис Годунов» Мусоргского. «Искусство Мелик-Пашаева внутренне гармонично, уравновешенно; в нем преобладают яркие жизнерадостные тона, спокойная приветливость, искристое веселье, изящные линии и переливчатые краски. В нем нет необузданности стихийного темперамента, но нет и излишней утонченности, чрезмерной изысканности», - так оценивала его музыкальная критика.
Менее известен он, однако, как симфонический дирижер. А ведь концерты Мелик-Пашаева с оркестром Большого театра становились яркими событиями насыщенной московской музыкальной жизни. В его репертуаре были не только фрагменты из опер, но и симфонические, ораториальные произведения Бетховена и Верди, Шуберта и Брамса, Чайковского и Римского-Корсакова, Шостаковича и Шебалина...
«Мелодия» возвращает слушателям эту часть дирижерского наследия Мелик-Пашаева.
Из дирижерского наследия Александра Мелик-Пашаева
«13 июня 1931 года в Большом театре СССР, как обычно, перед началом спектакля потускнели лампы электрического освещения, и в оркестровой яме стало почти совсем темно. Тогда между рядами музыкантов прошел молодой человек и встал за дирижерский пульт. К удивлению своих коллег, он отложил в сторону партитуру и начал дирижировать «Аидой» Верди наизусть».
Так, со слов современника, состоялся дебют в Большом театре Александра Шамильевича Мелик-Пашаева, с которого началось его более чем 30-летнее музыкальное «служение» ведущему музыкальному театру нашей страны. «Мелик-Пашаев не поднимался по лестнице славы. Он сразу засиял, запылал — и остался звездой первой величины до самого последнего дня», — писал его коллега Борис Хайкин.
Тогда многие (в их числе был старейший дирижер Большого — Вячеслав Сук) предсказали «этому мальчику» блестящее будущее, но никто, наверное, не мог предполагать, насколько глубоко он свяжет свою судьбу со «своим Большим театром», что он будет отождествлять себя с его жизнью, его успехами и неудачами, жить каждой премьерой и каждым из продирижированных спектаклей, среди которых у него не было будничных, рутинных… Войдя в Большой театр в эпоху подлинного «созвездия дирижеров» (в эти годы там работали С. Самосуд, Н. Голованов, А. Пазовский и Б. Хайкин), Мелик-Пашаев стал своего рода творческим стержнем театра задолго до того, когда в 1953 г. был назначен его главным дирижером.
«Боевое крещение» в профессии он получил в Тбилисском оперном театре. После двухлетней работы концертмейстером, заслужив уважение коллег за музыкальность и эрудицию (он мог аккомпанировать партиям в десятках опер наизусть), в 18 лет Мелик-Пашаев встал за пульт. Первой своей оперой («Фауст» Ш. Гуно) ему пришлось дирижировать без единой оркестровой репетиции. Вскоре, заменяя внезапно заболевшего дирижера, Мелик-Пашаев проведет «Самсона и Далилу» К. Сен-Санса практически «с листа» (партитуру ему вручили за час до спектакля). Феноменальная память, музыкальная интуиция, способность «заражать» темпераментом и вести за собой музыкантов позволила ему раскрыться его дирижерскому таланту уже в юном возрасте — за 5 лет его репертуар в Тбилиси насчитывал уже более двадцати спектаклей.
Уже став практикующим дирижером, Мелик-Пашаев поедет учиться в Ленинградскую консерваторию, став студентом Николая Малько (которого позже сменит Александр Гаук). В одном классе с будущими корифеями дирижерской школы северной столицы, Евгением Мравинским и Ильей Мусиным, молодой музыкант будет шлифовать свое мастерство. В концертах Ленинградской филармонии ему довелось слышать многих прославленных зарубежных дирижеров, но на всю жизнь останутся в его памяти выступления Бруно Вальтера и Отто Клемперера в Ленинградской филармонии. Доказательством того, что Мелик-Пашаев глубоко усвоил «уроки» немецкой дирижерской традиции, служит постановка «Фиделио» в 1954 г.; гастролировавший в Большом театре Герман Абендрот высказал восхищение коллективу Большого театра и лично Мелик-Пашаеву за исполнение оперы «в совершенно бетховенском стиле».
С первых шагов своей музыкальной деятельности Мелик-Пашаев проявил себя тонким интерпретатором западноевропейской оперы. Кому посчастливилось слушать «Аиду» под его управлением (он дирижировал ею более 35 лет вплоть до последнего месяца работы в Большом театре), тот никогда не забудет волшебства и драматической мощи этого спектакля. Первой самостоятельной постановкой Мелик-Пашаева в Большом стал «Отелло» Верди, последней — «Фальстаф». В разгар Великой Отечественной Войны большой резонанс получила премьера «Вильгельма Телля» Россини, с необычайной живостью и динамизмом звучали под его рукой и ансамбли «Севильского цирюльника». Он охотно дирижировал операми Пуччини, при этом нежно любил и «Травиату»; 20 мая 1964 г. Мелик-Пашаев с небывалым подъемом и вдохновением провел репетицию этой оперы, не зная, что больше ему не суждено появиться за пультом… С не меньшим успехом исполнял дирижер французскую музыку: «Кармен», «Гугеноты», «Фауст» и «Ромео и Джульетта» имели в его лице вдохновенного и эмоционального интерпретатора.
Талант Мелик-Пашаева в русской классической опере раскрывался более медленно и постепенно. 1940–50-е гг. отмечены выдающимися постановками и записями «Ивана Сусанина», «Демона», «Черевичек», «Пиковой дамы» (в 1961 г. он был приглашен дирижировать ею в лондонском «Ковент-Гарден»), «Князя Игоря» и «Бориса Годунова» — две последние получили международные призы. Наконец, Мелик-Пашаев был горячим пропагандистом современных композиторов: в Большом театре он осуществил премьеры «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, «Декабристов» Шапорина и «Войны и мира» Прокофьева — ее запись, также получившая Гран-при французской академии Шарля Кро, до сих пор считается лучшей интерпретацией этой монументальной оперы.
Не так известен остался Мелик-Пашаев как симфонический дирижер. Коллеги и музыкальные критики не раз с сожалением отмечали, что он слишком редко появляется перед публикой в этом качестве. Но почти каждое его выступление становилось знаковым событием и надолго оставалось в памяти слушателей — как исполнения Девятой симфонии Бетховена и «Реквиема» Верди с солистами, хором и оркестром Большого театра. «В его лице мы можем иметь превосходного симфонического дирижера», — писал Гаук в 1938 г., когда Мелик-Пашаев стал лауреатом Всесоюзного конкурса дирижеров. «Крупнейший дирижер, владеющий совершенной техникой и высокой музыкальной культурой», — это отклик французской прессы на его концерты с парижским оркестром «Концерты Ламурё». Появляясь за пультом разных коллективов, он охотнее всего выступал с «родным» оркестром Большого театра, добиваясь с ним высших художественных результатов.
Сравнительно небольшой симфонический репертуар Мелик-Пашаева свидетельствует, тем не менее, о широте его музыкальных интересов. Симфонии и увертюры Чайковского, сочинения Глинки, Римского-Корсакова и Мусоргского, симфонические фрагменты из опер Вагнера, увертюры Бетховена и Берлиоза, а также значительное количество произведений советских композиторов — Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Глиэра, Шапорина, Щербачева и других.
Представленная запись, сделанная на концерте в Большом зале Московской консерватории в 1960 г., раскрывает одно из главных дирижерских качеств Мелик-Пашаева: гармоничность, уравновешенность при повышенном внимании к каждой детали, умение свести «к общему знаменателю» самые различные, даже противоположные части целого без какого бы то ни было упрощения, «нивелировки». Каждая из двух си-минорных симфоний получает ярко индивидуальную трактовку, но одновременно дирижер отчетливо дает почувствовать «неслучайность» такой концертной программы, проводя между Шубертом и Чайковским невидимые нити образно-символических связей. Произведения, которые разделяют более 70 лет, звучат как две грани музыкального романтизма, своего рода «альфа и омега» музыкального 19 века. Свойственные Шуберту драматические контрасты, эмоциональная трепетность музыки предвосхищают трагическую образность Чайковского, а просветленная ясность, чистота лирических эпизодов «Патетической» как будто возвращает нас к шубертовскому мелодическому потоку…
«Неоконченная» симфония — это отражение в звуках внутреннего мира пылкого художника-романтика со свойственным ему «максимализмом» душевных состояний — приобретает у Мелик-Пашаева удивительную «законченность», цельность. Исполнение же Шестой симфонии Чайковского сам дирижер считал одним из лучших своих достижений — со слов его сына, «своего рода музыкальным памятником самому себе». В его интерпретации автобиографический образ «главного героя», стоящего перед лицом смерти, вырастает до глубокого, «толстовского» противопоставления нечеловеческой «силе Рока» подлинно человеческой силы Света, Любви и Красоты.
Борис Мукосей
