Текст с конверта грампластинки 1989 года:
Игорь Худолей — известный советский пианист и композитор — окончил Московскую консерваторию и аспирантуру по классу фортепиано профессора Я.В. Флиера, занимался в классе композиции профессора С.А. Баласаняна, является лауреатом Международного (Лиссабон, 1964) и Всесоюзного (Киев, 1970) конкурсов пианистов, а также Всесоюзного (Москва, 1963) конкурса композиторов.
Музыкантский облик И. Худолея отличают широта художественного кругозора, богатство ассоциативного мира, концепционность мышления, артистическая яркость. Для его манеры игры характерны одухотворенность, порывистость, импровизационность, тончайшая эмоциональная выразительность деталей и, вместе с тем, неумолимая логика, сильная организующая исполнительская воля. Все это обусловливает значительность и оригинальность замыслов пианиста.
Композиторская деятельно музыканта (И. Худолей — член Союза композиторов СССР, автор фортепианных пьес, сюит, концерта, двух сонат, сочинений для скрипки, виолончели, голоса и оркестра) позволяет ему отчетливо видеть «внутренние пружины» развития, мельчайшие подробности текста и одновременно ясно ощущать и передавать конструктивно-смысловую цельность исполняемого произведения. Еще в 1964 году в одной из своих последних работ Г.Г. Нейгауз, подчеркивая преимущество исполнителей, занимающихся композицией, выделял И. Худолея — «прекрасного ученика профессора Флиера».
И. Худолей — пианист-универсал: ему равно удается исполнение сочинений Моцарта и Бетховена, Шумана и Листа, Шуберта и Шопена, Франка и Дебюсси, Грига и Фальи, Скрябина, Прокофьева и Шостаковича, Шнитке, Денисова и других композиторов. Большое внимание уделяет артист интерпретации музыки XX века, включая в программы концертов не только популярные, но и редко звучащие сочинения.
«Картинки с выставки» Мусоргского — одно из самых замечательных произведений русской и мировой музыкальной классики. Сочинение, созданное в 1874 году — спустя несколько лет после написания оперы «Борис Годунов», отличается исключительным богатством и глубиной содержания, новаторством средств выражения, изумительно стройной формой. «Здесь налицо, — указывал Б.В. Асафьев, — и красочные импрессионистские зарисовки, и экспрессионистские приемы отражения действительности сквозь призму острого субъективного волнения, и сочно-реалистический жанр, и драматический диалог... и быт, и сказка».
Поводом к созданию произведения (что нашло отражение и в его заглавии) послужила организованная В.В. Стасовым посмертная выставка работ художника и архитектора В.А. Гартмана — близкого друга композитора, неожиданно скончавшегося летом 1873 года. Переполненный собственными художественными идеями, Мусоргский неизмеримо расширил и обогатил круг гартмановских образов.
Цикл состоит из десяти пьес-картин, перемежающихся проведениями «Прогулки» — вступительной пьесы, неоднократно появляющейся в дальнейшем в виде связок-интермедий и как бы передающей реакцию на только что увиденное. Как писал о «Картинках» Асафьев, «...Мусоргский, сочиняя их, остроумно переводил себя из состояния восхищенного и размышляющего зрителя в разъясняющего гида». Сам автор в письме к Стасову отмечал: «Моя физиономия в интермедах видна».
Все картины дают поразительные по выпуклости и глубине зарисовки самых разных персонажей, сцен, явлений. «В этой «осязаемости», — писал Асафьев, — трудно кому-либо из русских композиторов соперничать с Мусоргским. Причем ведь он всегда воображал перед собой видимый облик, исходя из создавшегося представления и внутреннем... Не видимость только, а «душа вещей» запечатлена в «Картинках».
В своем исполнении «Картинок с выставки» И. Худолей подчеркивает очевидные для него связи ряда пьес цикла с музыкой других сочинений Мусоргского: «Старого замка» (иногда трактуемого как умиротворенная элегия или в духе непритязательно пасторали) — с тягостно-напряженной и мрачной «Серенадой» из «Песен и плясок смерти»; «Бабы-Яги» — с портретом Варлаама и музыкой сцены «Расходилась, разгулялась...» из «Бориса Годунова»; эпизода «С мертвыми на мертвом языке» — с романсами «Видение», «Ночь», «Горними тихо летела душа небесами»; «Богатырских ворот» — со звонами и музыкальными характеристиками монахов и Пимена в «Борисе Годунове»; портрета бедного еврея — с образом испуганного подьячего в «Хованщине».
Удивительное единство произведения создается, по мнению И. Худолея, благодаря сочетанию элементов сонатности (понимаемой прежде всего как развитая конфликтность, противопоставление — в этом смысле правомерно даже назвать сюиту «симфонией для фортепиано»), вариационности, цикличности, Черты сонатности заключены, как указывает пианист, в чередовании как бы главной (проведение «Прогулки») и побочной (собственно «Картинки») сфер образов, в признаках свободной репризы, начиная с большой центральной «Прогулки», и в тональном плане. Удивительны и тематические связи пьес между собой и их образные переклички внутри целого. И. Худолей отмечает своеобразные «арки», которые образуются в чем-то сходные пары пьес: празднично-торжественные «Прогулка» и «Богатырские ворота»; «Гном» и «Баба-Яга» — зарисовки фантастических персонажей; «Старый замок» и «Катакомбы» вместе с последующим мистическим проведением «Прогулки», обозначенным композитором «С мертвыми на мертвом языке», — олицетворение седой старины и символ смерти; жанрово-характеристические бытовые «французские» сцены «Тюильрийский сад» и «Лиможа»; социально-психологические зарисовки «Быдло» и «Два еврея, богатый и бедный».
В интерпретации И. Худолея ряд «Картинок с выставки» — благодаря редкостной смысловой насыщенности и значительности высказывания — в чем-то ассоциируется с потемневшими от времени древнерусскими иконами, их напряженным цветовым противопоставлением красок, суровой сгущенностью колорита, проповеднической мощью и силой.
Концертная сюита И. Худолея по опере Мусоргского «Борис Годунов» воспринимается как гигантская фреска, эпически широкое, многофигурное, трагически окрашенное монументальное полотно, как произведение, исторически достоверное и зримо воссоздающее страницы прошлого, но одновременно необычайно современное, звучащее сегодня пронзительно остро и злободневно.
Замысел сюиты возник у И. Худолея из желания ввести в концертный репертуар пианистов гениальную музыку оперы Мусоргского, тем более что кроме «Картинок с выставки» композитор не оставил равноценного им фортепианного произведения (с этой же целью И. Худолеем сделано и переложение для фортепиано «Ночи на Лысой горе»).
Внимание автора транскрипции сосредоточено на основных драматургических узлах и музыкальных характеристиках главных действующих лиц. По слова И. Худолея, он опирался на первоначальную редакцию оперы, наиболее близкую стержневым темам пушкинской трагедии, — народ и власть, большая совесть царя Бориса.
В сюите в основном сохранен порядок следования номеров в опере. Первая пьеса «Народ и царь» в соответствии с заголовком двухчастна: сначала используется тема Вступления к опере, затем — хор «Слава» их 2-й картины Прологи (сцены коронования Бориса на царство). Эпизод «Печаль на Руси» основан на музыке из 1-й картины Пролога (ариозо думного дьяка Щелкалова). Песня «Как во городе было во Казани», звучащая где с бесшабашной удалью, где со зловещей угрозой, составляет содержание фрагмента «Песня варлаама». Один из центральных номеров сюиты — пьеса «Царь Борис» — построен на материале арии «Достиг я высшей власти» и интонациях из сцены смерти Бориса, появляющихся в виде контрапунктов (позднее к ним добавляются наплывающие «мотивы галлюцинаций»). В результате создается психологически емкий, необычайно напряженный образ страдающего «преступного царя». Важный смысловой контраст к этой пьесе образует музыка сцены «Расходилась, разгулялась...» — олицетворение социального протеста и дикой разрушительной стихии. Как бы в дыму пожарищ и пепелищ Руси (невольно вспоминаются кадры «Андрея Рублева» Тарковского) иллюзорно звучит фрагмент живописующий «Лжедмитрия», — звучит как нечто призрачное, инородное. Отдельный «портрет» посвящен «Юродивому» (эпизод из «Сцены под Кромами»), хотя интонации этого персонажа рассредоточены по все сюите. Грандиозный по размаху трагический эпилог сюиты — «Звоны» — символизирует, по замыслу автора, вечный вопрос «По ком звонит колокол?». Лишь в самом конце на мгновение возникают интонации калик перехожих — как тихий свет, как надежда...
Цельностью сюиты обусловлена не только продуманной смысловой драматургией в чередовании образов. Композицию скрепляют также связки между «картинами», построенные на трех темах: Вступление к опере, плач Юродивого, звоны. Весь цикл пронизывает колокольность — черта, столь характерная для музыки Мусоргского и всей русской музыкальной традиции.
Жанр данной транскрипции сложно определить: это ни в коем случае не клавир отдельных эпизодов оперы, но и не свободные «вариации на тему». Музыкальный язык обработки основывается в целом на стилистике Мусоргского (оперно-симфонической и фортепианной). Некоторые изменения возникают в результате полифонических наложений и создания определенной красочной атмосферы. Фактурные облик сюиты отвечает ее ярко концертной природе, необходимости передачи звучаний оркестра, хора, вокальных голосов, колоколов и т.д. Все эти проблемы решены И. Худолеем блестяще и свидетельствуют о его богатой творческой фантазии, выдающемся пианистическом и композиторском мастерстве.
Александр Меркулов
