Знаете ли вы Чайковского?
«Фирма Мелодия» продолжает серию цифровых публикаций к юбилею композитора. На этот раз представлена музыка из малоизвестных произведений: оркестровые сюиты, симфонические фантазии «Буря» и «Фатум», фрагменты ранних опер «Ундина», «Воевода», «Опричник», а также единственный фрагмент из оперы «Мандрагора», которая так и осталась в набросках, и многое другое.
Будущий композитор довольно поздно стал серьезно заниматься музыкой. В 19-летнем возрасте выпускник училища правоведения, написавший к тому времени лишь один романс, поступил в только что открывшиеся классы Русского Музыкального общества. Но менее чем через три года юный Чайковский порвал с государственной службой ради Санкт-Петербургской консерватории. В ответ на упреки старшего брата (репутация музыканта в России середины XIX столетия оставалась сомнительной) неудавшейся чиновник заявил: «Настанет время, и ты будешь гордиться родством со мной».
В консерватории Чайковский отказался от предложения своего учителя – прославленного пианиста А. Рубинштейна – перейти в класс «специального фортепиано», словно уже тогда понимал: не блестящая карьера виртуоза определит его судьбу.
С первых лет своей музыкальной деятельности Чайковский осознавал необходимость постоянного труда: «Ни один человек, даже одаренный печатью гения, не создаст ничего не только великого, но и среднего, если не будет адски трудиться». Но ни вера в свои силы, ни овладение всеми тайнами композиторского ремесла не спасали его нервно-чувствительную натуру от сомнений. С какой болезненной мнительностью воспринимал он критику в свой адрес – а ее было немало!
За выпускную кантату (на текст оды Шиллера «К радости») Чайковский был удостоен серебряной медали – высшей награды первого выпуска консерватории. Но Цезарь Кюи подверг ее разгромной критике в «Санкт-Петербургских ведомостях», и Чайковский чуть сам не уверовал в свою «полнейшую бездарность». Много позже знаменитый скрипач Леопольд Ауэр отказался исполнить преподнесенный ему Чайковским скрипичный концерт. А когда концерт все же прозвучал (в Лейпциге, в исполнении Адольфа Бродского), то один из самых авторитетных европейских музыкальных критиков того времени Эдуард Ганслик вынес cвой приговор: «В его музыке видятся мне вульгарные лица дикарей, слышится ругань и ощущается запах водки…». Еще больнее был уничижительный отзыв друга и покровителя Николая Рубинштейна о Первом фортепианном концерте – «никуда не годится, играть его невозможно». Впрочем, даже это не заставило Чайковского изменить ни одной ноты.
Едва ли можно было найти более строгого критика Чайковского, чем он сам. Аплодисменты на премьере первой оперы «Воевода» не помешали автору услышать «чудовищные» недостатки партитуры – и он забрал из театра ноты и уничтожил их. Так же Чайковский хотел поступить и с Пятой симфонией (к счастью, он ограничился тем, что написал на титульном листе автографа «страшная гадость») – и мог ли композитор предполагать, что век спустя она станет самой популярной из его симфоний!
Порой композитору казалось, что его новое детище станет любимым у публики, но премьера оборачивалась тяжким разочарованием; так было и с «Лебединым озером», и с «Орлеанской девой», и с «Чародейкой»… Не все произведения Чайковского разделили славу «Евгения Онегина» и «Щелкунчика». Он и сам признавался: «иногда вдохновенье ускользает, не дается…». Но значит ли это, что признанные шедевры должны навсегда заслонить от нашего взора другие сочинения, которые по тем или иным причинам остались в тени?
