Текст с конверта грампластинки 1985 года:
В многочисленных откликах международной прессы и музыкальной общественности народного артиста РСФСР Виктора Третьякова называют «певцом русской души», «скрипачом грандиссимо», восторгаются самобытностью его дарования, виртуозностью владения инструментом.
Третьяков достиг признания сразу же, как только выступил на III Международном конкурсе имени П. И. Чайковского (1966 г.). С первого появления на концертной эстраде молодой скрипач (в то время студент I курса Московской консерватории, ученик профессора Ю. И. Янкелевича) стал лидером труднейшего состязания, а вскоре и бесспорным его победителем. Уже тогда выдающиеся советские музыканты Д. Ойстрах и Л. Коган отметили в большом таланте Третьякова редкую универсальность — эмоциональную и виртуозную.
С тех пор каждый концерт Третьякова, каждое сыгранное им произведение становится своеобразным событием музыкальной жизни, открывая слушателям мир богатых художественных представлений.
Можно без преувеличения сказать, что артист играет почти все лучшее, что существует в сольной и ансамблевой литературе, созданной для скрипки. И все же есть произведения, особенно близкие его интеллекту, особенно дорогие его сердцу. Одно из них — Концерт для скрипки с оркестром И. Брамса (ре мажор, соч. 77). Значительностью содержания он предоставляет исполнителям большие возможности интерпретации. Созданный композитором почти одновременно со Второй симфонией, нередко именуемой «Пасторальной», Скрипичный концерт имеет с ней немало общего. Однако Третьяков, отдавая дань светлым, лирико-романтическим настроениям, не в меньшей степени увлечен и раскрытием конфликтных, драматических ситуаций, воплощением «бури и натиска» чувств.
В его интерпретации первая часть — Allegro non troppo — воспринимается как страстное излияние, рассказывающее о душевных исканиях «героя». Экспрессивность главной темы скрипач передает средствами насыщенного звучания, ярких динамических контрастов, выразительных «говорящих» штрихов. Побочная тема (эта часть написана в классической форме сонатного allegro) играется с проникновенной одухотворенностью. Широта дыхания, покоряющая красота скрипичного тона, поэтичность фразировки раскрывают глубокую содержательность и душевную щедрость брамсовской лирики. В разработке скрипач особенно впечатляет мастерством музыкальной драматургии, сопрягая в едином потоке развития самые контрастные образы и переживания. В каденции — кульминации первой части — предстает весь замысел в целом. Сочетание романтически взволнованного чувства и строгой дисциплины интеллекта, свойственное музыке Брамса, Третьяков претворяет с убедительной художественной правдивостью и совершенным виртуозным мастерством.
Творческий контакт, взаимопонимание, объединяющее солиста и Большой симфонический оркестр под руководством народного артиста СССР Владимира Федосеева, в большой мере способствуют созданию монументально звучащего симфонического полотна.
Вторая, медленная часть (Adagio) играется без малейшего «нажима». Артист как бы позволяет музыке говорить самой за себя, сохраняя при этом абсолютную естественность и свободу исполнительского самовыражения. Его творческая фантазия и вкус определяют безупречное равновесие между «личным», индивидуальным и «объективным». Выразительная красота звучания, чистота и прозрачность тембровых красок, разнообразные градации силы звука позволяют рельефно «высветить» прихотливые переплетения мелодического рисунка. А небольшие остановки-паузы, едва заметные tenuto и изменения динамики оттеняют хрупкость поэтичного высказывания. Средний эпизод Adagio трактуется в более экспрессивном тоне. Каждый новый вариант фактуры, каждый новый пассаж артист насыщает постепенно возрастающим волнением, душевным подъемом. Серебристое pianissimo последних реплик солиста оставляет чувство нежной печали.
Финал концерта — Allegro giocoso, ma non troppo vivace — апофеоз светлых праздничных образов. Третьяков играет его ярко, с особой элегантностью подчеркивая элементы, близкие венгерской народной музыке. Труднейшие пассажи, чередуясь с последовательностями двойных нот, в исполнении артиста подобны сверкающему фейерверку звуков. В целеустремленном движении, волевой энергии финала находят завершение предыдущие душевные томления «героя», окончательно утверждается симфоническая масштабность брамсовского Концерта.
Строгая, точная манера игры Третьякова одновременно предельно эмоциональна и индивидуальна. Такое сочетание не вносит противоречий в облик исполнителя, а наоборот, как нельзя лучше отвечает требованиям современной музыки и, вероятно, большинства произведений музыки классической. Глубокая человечность, мудрая значительность образов, создаваемых артистом, — свидетельство его зрелости, его отношения к окружающему миру. А этим определяется не только концепция отдельного произведения, но и содержание всей творческой деятельности художника.
Татьяна Гайдамович
