Первая симфония Скрябина – первое крупное симфоническое сочинение будущего автора «Божественной поэмы», «Поэмы экстаза» и «Прометея» (одновременно с симфонией – в 1898–1900 годах – возникает небольшая оркестровая пьеса «Мечты»). При том, что ей свойственны все обычные недостатки первого опыта, среди русских симфоний того времени она представляет собой достаточно оригинальное явление. Последнее двадцатилетие позапрошлого века и первые годы прошлого – невиданный расцвет жанра кантаты в русской музыке. Сначала московские композиторы – Чайковский и Танеев, позже – Рахманинов, а следом и композиторы Петербурга – Балакирев, Римский-Корсаков (написавший четыре кантаты) принялись восполнять недостачу русских сочинений в этом жанре. И если Римский-Корсаков пишет, к примеру, прелюдию-кантату («Из Гомера»), то молодой Скрябин замахивается сразу на симфонию-кантату, буквально «втискивая» традиционный четырехчастный симфонический цикл между двумя частями кантаты – инструментальной и вокальной. Возвращение второй темы первой части, Lento, происходит только в начальных тактах финала. Получается симфония с инструментальным прологом и хоровым эпилогом. Тема кантаты задается стихами самого Скрябина, которые он положил в финале на музыку: это вера во всемогущую силу искусства, один из важнейших мотивов русской и европейской культуры конца века. Стихи композитора, обращенные к искусству, сами по себе, однако, довольно неискусны:
Царит всевластно на земле
Твой дух свободный и могучий,
Тобой поднятый человек
Свершает славно подвиг лучший.
По сей день низкое качество стихов во многом является препятствием для частых исполнений и записей симфонии. «Кантата» отделена от симфонии и содержательно (величавый покой, медленные темпы) и тонально («внутренняя» симфония написана в параллельном ми миноре, и ее темы и темпы родственны «штормовой» романтике ранних фортепианных сонат, прелюдий и этюдов). Из-за этого близкого родства сочинение, довольно крупное само по себе, теряет в масштабе: симметричное строение большинства тем, секвентное их развитие, обширные репризы, будто нивелирующие результаты бурных разработок – все то, что характерно для раннего фортепианного стиля Скрябина, сводит временами на «нет» усилия огромного по тем временам симфонического состава. Во многом наследуя «московскому» симфонизму (Чайковский, Аренский), симфония несет, помимо свежих оркестровых красок, массу предзаданных этими мастерами шаблонов. И все же дерзновенный характер Первой симфонии, синтетичность ее замысла, стремительность мятущихся быстрых тем и ослепительные торжественные кульминации обнаруживают в себе те «скрытые стремленья», которые приведут Скрябина к позднейшим космическим откровениям. Поэтому-то и ценен так для нас его первый симфонический опыт.
