Текст с конверта грампластинки 1988 года:
История записи этой пластинки не совсем обычна.
В октябре 1986 года на одном из концертов в Москве Владимир Чекасин со своим трио представил премьеру новой крупной композиции «Всадник без головы». В составе трио были его давний друг и постоянный партнер почти во всех «экскурсиях» за пределы ганелинского трио Олег Молокоедов и известный ленинградский музыкант Сергей Курехин. Сотрудничество с Курехиным тоже имеет свою историю. В конце 70-х — начале 80-х годов Чекасин и Курехин не раз участвовали в различных джазовых фестивалях. Со временем это сотрудничество становилось все более эпизодичным, но осенью 1986 года у музыкантов вновь просыпается взаимный интерес друг к другу.
И Курехин, и Молокоедов — пианисты, но последние годы, вооружившись электронными клавишными инструментами, все реже вспоминают о добром старом рояле. И на этой пластинке рояль имитирует Prophel 2000, клавесин — Yamaha DX-100.
Удивительно быстро — спустя лишь месяц после премьеры — трио, расширившись до квартета, оказалось в студии на записи этой композиции. Четвертым музыкантом стал барабанщик из Новосибирска Сергей Беличенко. Опытный музыкант, более двух десятилетий играющий новый джаз, Беличенко легко вписался в ансамбль. Итак, трио стало квартетом, а «Всадник без головы» — "Nomen Nescio" («Некое лицо»).
Композиция начинается короткими, отрывистыми фрезами. Резко обрываясь, они так же резко через мгновение вспыхивают вновь — излюбленный прием и Чекаеина и Курехина (такие вспышки они -называют «точками»). Это — прелюдия, интродукция. задающая нервный пульсирующий ритм всей композиции. Медленное, раздумчивое соло кларнета на фоне «хора» парит над обволакивающими его, создающими фактуру, но в то же время вроде бы какими-то необязательными пассажами на различного тембра клавиатурах. Постепенно темп и сила звука нарастают. Сменившие кларнет агрессивные голоса саксофонов перекрещиваются, словно фехтуя друг с другом. Внезапно несколько аморфное сопровождение клавишных и барабанов обретает регулярный ритм, простейший, примитивный ритмический рисунок — и опять обрыв, опять дуэль саксофонов, в которую то одиночным выстрелом, то пулеметной дробью врываются время от времени клавишные и барабаны. И вновь напряженное соло, перемежающееся всплесками «рояля» и «клавесина» на фоне «космического» синтезаторного шума Roland'a.
Вторая сторона открывается торжественным хором «фанфар». Но эти музыканты не были бы самими собой, если бы позволили себе впасть в чистую патетику. Ирония, даже самоирония — их постоянное орудие, и здесь торжественность фанфарной увертюры внезапно пронизывается «нечеловеческими воплями» синтезатора, имитирующего человеческий голос. Вдруг все это переходит в мягкий лиризм саксофонного соло, появляются кларнет, свирель — почти идиллия. Но постепенно фразы кларнета становятся все напряженнее. Лишь клавишные, похоже, ничего «не замечают», пребывая в благостном умиротворенном состоянии. На какой-то момент им, кажется, вновь удается «убаюкать» беспокойный кларнет, но даже и у них возникают нотки напряженности.
Саксофон, сменивший кларнет, выходит на остинатный, хотя и весьма причудливый ритм и «перетягивает» на свою сторону «рояль», заставив его так же судорожно биться рядом с собой на фоне продолжающего блаженствовать синтезатора. Теперь клавишные разделены, но вдруг к благости Roland'a примыкает саксофон, оставляя Prophet и Yamaha в одиночестве. Наконец успокаивается и «рояль», примыкая ко всеобщему апофеозу основной темы композиции.
Эпилог, как и прелюдия, составлен из. коротких фраз, но настроение их совершенно иное — резкости, агрессивности уже нет, наоборот — спокойствие, быть может, чуть-чуть усталость. Дело сделано, можно отдохнуть.
Принято считать, что джаз — искусство импровизационное. Свое мастерство выдающегося инструменталиста-импровизатора Владимир Чекасин доказал уже давно. Но всякий крупный музыкант неизбежно рано или поздно становится на гораздо более трудный и тернистый путь композитора. „Nomen Nescio" — большая удача на этом пути.
Александр Кан
