После Второй мировой войны международная музыкальная индустрия вступила в новую эру: появление более совершенных технологий звукозаписи, а также использование поливинилхлорида (современного синтетического полимера. — Артгид) для изготовления дисков привели к появлению в 1948 году формата долгоиграющей пластинки на 33 оборота. На одну сторону такой пластинки можно было записать произведения продолжительностью до 20–25 минут. Для сравнения: на стороне грампластинки помещалось лишь три минуты звучания. Еще десятилетие спустя появилась стереофоническая запись, превратившая домашнее прослушивание пластинок в опыт, равноценный посещению концерта. Так послевоенная молодежь, прозванная впоследствии хипстерами и битниками, а в СССР — стилягами, с восторгом открыла для себя стилистически новую музыку — джаз и рок-н-ролл. Пластинки обязательно фигурировали в кино и литературе новой волны — например, герои постмодернистской «Игры в классики» Хулио Кортасара, описывающей богемный Париж 1950-х годов, по ходу действия романа только и заняты тем, что слушают и обсуждают американские джазовые записи.
Советская граммофонная промышленность в послевоенные годы тоже стремительно модернизировалась, наверстывая упущенное. В послевоенный период в Ленинграде запустился новый завод на немецком оборудовании, полученном по репарациям. В крупных городах Союза, от Калининграда до Пятигорска, грампластинки с матриц, производимых в Москве, начали печатать артели — небольшие предприятия, которые чутко реагировали на массовые вкусы. Ленинградский завод «Пластмасс» даже обзавелся собственной студией, где записывались многие местные артисты и приезжавшие в город звезды: Леонид Утесов, Клавдия Шульженко. Серийный выпуск долгоиграющих пластинок был начат в СССР в 1953 году, что символически совпало со смертью Сталина и наступлением перемен.
