Текст с конверта грампластинки 1972 года:
На сцене Ленинградского академического Большого драматического театра имени М. Горького Сергей Юрский дебютировал в 1957 году. На этой сцене им сыграно уже несколько десятков ролей. Много интересных работ было у него за эти годы и в кино. Сегодня Сергей Юрский — заслуженный артист РСФСР, один из замечательных актеров театра и кинематографа. Всюду разный, он всюду узнаваем. Сквозную тему своего искусства он несет во многих обличьях, а суть ее все та же, собственная, дорогая актеру. В каждой его роли утверждается строгое и скромное достоинство человека, его добрая воля, его бескомпромиссная совесть, его несогласие с подлостью. Разве не в том суть его Чацкого в «Горе от ума» и его Тузенбаха в «Трех сестрах», его Полежаева («Беспокойная старость») и Эзопа («Лиса и виноград»)?.. Другой раз взыскующая тема обернется горьким и холодным отрицанием враждебного ей: не таков ли механический палач Дживола в «Карьере Артура Уи»?..
Юрский, актер интеллектуального обаяния, любит оттенить психологический портрет чертами странности, сопроводить патетический жест задумчивой усмешкой, сыграть сразу и образ, и свое отношение к образу, отношение актерское и гражданское. Он далек от однозначных ответов, и ему равно доступны философская лирика и сатира, героика духа и гротеск.
То же — в широко известных кинематографических ролях Юрского: Тапи в фильме «Человек ниоткуда», инженер-энтузиаст Маргулис («Время, вперед!»), старый интеллигент Викниксор («Республика Шкид»), даже грустноватый весельчак Остап Бендер («Золотой теленок»).
То же — и в телевизионных спектаклях. Здесь он успешно пробовал себя и как актер, и как режиссер. Новые интересные его возможности открылись в поставленной им на телевидении двухсерийной «Фиесте» по роману Хемингуэя.
Что ж удивительного в том, что и эстрада так же прочно вошла в насыщенную творческую жизнь Сергея Юрского!..
Его концертные программы обходятся без сцен из спектаклей, без фрагментов из кинофильмов. Здесь у него особые цели и способы воздействия. Неверно было бы вовсе противопоставлять в творчестве Юрского эстраду и театр. Ясно, однако, что союз между ними складывался не просто.
Сергей Юрский вырос в театральной семье. Всегда мечтал об одной профессии — актерской. Восьмиклассником пришел в кружок художественного слова Ленинградского Дворца пионеров. Почему-то считалось, что будущему актеру заниматься в театральной студии негоже, это может привить вредные штампы.
Юный чтец был уже победителем нескольких конкурсов, когда буквально без оглядки бежал с какого-то очередного концерта. «Хотелось играть, а не говорить, быть другим, а не самим собой, ходить с приклеенными усами, с подведенными глазами, а не стоять со своим скучно-обыденным лицом, держась за стул», вспоминал потом Юрский. Сцена влекла так неодолимо, что он стал заниматься в театральном кружке того же Дворца пионеров. Потом играл в самодеятельном театре Ленинградского университета. И наконец поступил и Ленинградский театральный институт. Студентом третьего курса он сыграл Олега в пьесе Виктора Розова «В поисках радости» на сцене Большого драматического театра. Уже первый персонаж Юрского был наделен тем поэтическим мироощущением, которое впоследствии будет сродни многим и многим истинным его героям. Должно быть, сказалась поэтичность актерской натуры. Она не только в том, что Юрский пишет стихи и иногда читает их с концертной эстрады. Актер поэтичен по самой сути. И богатство человеческой индивидуальности так или иначе окрашивает его создания.
Интерес к концертному чтению возродился у него уже во время paботы в театре. Правда, поначалу эстрада оставалась для Юрского как бы придатком театра. Прежде всего средствами театра пробовал он выявить существо литературного текста. Игра, характерность, жанровая определенность, короткие, но емкие портретные зарисовки — все это присутствовало в чтецкой манере Юрского. Лирика давалась меньше.
Он читал Гоголя. Мопассана, позднее Чехова. Постигал на деле секрет, некогда открытый ему единственным режиссером его ранних работ, отцом — Юрием Сергеевичем Юрским. Отец предложил «играть прежде всего автора, и уже от его лица, через его восприятие — персонаж», — рассказывает актер. Так и читал Юрский «Клевету» Чехова, «Награжден» Мопассана.
Но секрет, как всяческий секрет в искусстве, не был универсальным и со временем обнаружил свою относительность. Он мало подходил, например, к орнаментальному сказу зощенковского героя-повествователя. Рассказ Михаила Зощенко «Слабая тара», прочитанный Юрским, представил смену перевоплощений повествователя-героя и повествователя-актера. Автор в этом рассказе не говорил от собственного лица, а прятался за маску этакого простака, да еще и менял маски, выводя попутно других участников действия...
Чтобы прослушать все, читанное Юрским с эстрады, понадобился бы не один вечер. Но в каждом произведении на свой лад звучит все та же главная для Юрского мысль о благородном назначении человека, о его свободном достоинстве и чести. Эстрада и театр встречаются на почве близких обоим содержательных задач. И всюду актер дает ощутить радость находок в давно знакомом произведении, увидеть привычное в неожиданном ракурсе.
Принцип «играния автора», когда чтение, по словам актера, превращалось в «театральный монолог со свободной мизансценой», во многом предопределил отбор репертуара и манеру подачи. Так вырабатывался стиль. Над концертными программами Юрский и дальше трудился самостоятельно.
Тягу к эстрадному монологу вызвала нужда в прямом разговоре с залом. Доверительный этот разговор протекает на самом высоком уровне, вплоть до классики, и прежде всею посредством классики. Пушкинский «Онегин» для Юрского — гигантский монолог, длящийся девять лет, где «вся жизнь, вся любовь, вся душа» поэта, «все его чувства, понятия, идеалы», говоря словами Белинского. Монолог, окрашенный исповеднической интонацией. «Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу», — мог бы повторить актер слова Пушкина, адресованные жизни. Личность Пушкина, пушкинское восприятие мира особенно влекут Юрского. Актер возвращается к работе над пушкинскими образами снова и снова. Несколько лет назад он прочитал по телевидению все десять глав «Евгения Онегина». Фрагменты романа постоянно звучат в его нынешних концертах.
Ныне театр и эстрада — две весомые части творческой жизни Юрского. Театр — большая, эстрада — меньшая. Театр — родина. Эстрада — путешествие. Одинокое путешествие к зрителю-другу, без партнеров и без кулис. Но путешествия нужны так же, как и возвращения. С ними взаимопроникновение становится все сильнее. Сегодня уже на эстраде поставил Юрский одноактную пьесу Бернарда Шоу «Избранник судьбы» и маленькую драму Александра Володина «В сторону солнца». Возникло как бы встречное движение — от эстрады к театру, к своему театру. Когда-то Юрский бежал из кружка чтецов в театральную студию. Потом, уже профессиональным актером, уходил на эстраду от партнеров. Теперь он зовет их с собой.
И чтецкие вечера Юрского вызывают все больший интерес. Слушатели всякий раз обнаруживают в актере умного, тонкого, откровенного собеседника, который размышляет, сомневается, ищет здесь, сейчас, на глазах у зала, хотя знает о жизни больше, чем зал, размышляет глубже, чувствует острее. Он ведет зал за собой, поясняя смысл событий, о которых рассказывает, и отношение к ним, которое по видимости прячет. Его эмоция интеллектуальна. Поэтичность сочетается с рационализмом. Но всегда, выходя на сцену Чацким ли, Тузенбахом, играя ли в кино Остапа Бендера, читая ли с эстрады стихи Есенина и Пастернака, он остается самим собой, необычной, многомерной творческой индивидуальностью, властно влекущей к себе. Профессионального мастерства Юрского слушатели словно бы уже не замечают. На эстраде — чтец-мыслитель, чтец-исповедник и наставник. Он мыслит со своими героями, а попутно раздумывает о жизни и судьбах этих героев, взывая к чувству, разуму, совести всех. Он предлагает залу сосредоточиться на том, что случилось с героями, но заставляет вдуматься и поглубже, с поправкой на опыт времени. А если рассказ требует иллюстрации, — что ж, актер введет и показ, наглядный и меткий. Зато философская лирика присутствует в каждой его работе.
Юрский ищет постоянно, он постоянно в движении. Манера меняется, суть поисков неизменна. И сегодня артист вводит в выразительную стихию слова чисто изобразительные краски, смело сдвигает начала филармонической концертности и театральной зрелищности.
Впереди у Сергея Юрьевича Юрского новые работы. И каждому, кто знает его по сцене и экрану, предстоит всякий раз заново открываться себя актера высокой эстрады.
Виктор Боровский, кандидат искусствоведения
