Все симфонии гениального русского композитора в исполнении классика отечественной дирижерской школы собраны в одном цифровом альбоме. «Музыкальный гуру ХХ столетия», «маэстро — первооткрыватель», «величайший просветитель отечественной музыки» — так оценивают Геннадия Рождественского современники и потомки.
Записи симфоний Чайковского (включая программную симфонию «Манфред»), осуществлены Большим симфоническим оркестром Всесоюзного радио и Центрального телевидения под управлением Геннадия Рождественского в начале 1970-х гг. Дирижер возглавил оркестр в 1961 году и за десять лет превратил его в один из ведущих коллективов страны, не уступающий по мастерству крупнейшим московским оркестрам.
Представитель известной музыкальной династии (отец дирижер Н. Аносов, мать — выдающаяся певица Н. Рождественская, голос которой был знаком миллионам радиослушателей), Геннадий Рождественский остался в памяти как непревзойденный мастер музыки своего времени, интерпретатор сочинений Прокофьева, Шостаковича… Но среди других «музыкальных маяков», освещавших его почти 70-летний музыкальный путь, музыка Чайковского занимала особое место.
В 1951 году он блестяще дебютировал в Большом театре, продирижировав «Спящую красавицу» Чайковского, музыка которой 60 лет спустя прозвучала на его 80-летнем юбилее… Среди последних спектаклей в репертуаре маэстро в 2010-е годы был и «Щелкунчик», когда-то исполнение этого балета молодым Рождественским считалось эталонным… Значительными событиями европейской жизни стали его постановки «Евгения Онегина», «Пиковой дамы» (да и могло ли быть иначе, если его мать закончила ГИТИС под руководством А.Б. Хессина, который посвятил себя музыке по «благословению» самого Петра Ильича!). На протяжении своей дирижерской карьеры Г. Рождественский нередко обращался и к симфониям Чайковского.
Сам маэстро признавался, что редко исполнял одно произведение «одинаково», не меняя трактовки. И все же данная запись, осуществленная незадолго до вынужденного ухода дирижера из Большого симфонического оркестра, в полной мере передает суть его исполнительского стиля.
«Его исполнения часто производили впечатление не прочтений (интерпретаций), а самого авторского замысла, конгениально услышанного, угаданного, прочувствованного и с максимальной простотой доведенного до уха и сердца слушателя», — писал младший коллега Г. Рождественского Владимир Юровский. Строгая сдержанность, с которой сорокалетний дирижер исполнял Чайковского, отказываясь от эмоциональной аффектации и чрезмерной «русскости», полвека назад вызывала удивление и даже упреки. Но с какой глубиной раскрывался перед слушателями драматургический замысел каждой симфонии! Как по-новому звучали разливы мелодий, насыщенность и в то же время прозрачная чистота музыкальной ткани! Какие неожиданности инструментовки, тембров, гармоний обнаруживались под снятым покровом исполнительских штампов… «Каждый инструмент в его симфониях жил полноценной жизнью», — вспоминал один из музыкантов.
В отличие от других дирижеров, многие из которых оставили свой след в интерпретациях музыки Чайковского, Рождественский избегал прямолинейного, «программного» истолкования — даже там, где это казалось очевидным. И потому финалы Четвертой и Пятой симфоний, Скерцо Шестой, первая часть «Манфреда» в его исполнении не дают точного «ответа», оставляя простор для воображения. И это даже усиливает впечатление от услышанного. Таким был симфонизм Чайковского для Геннадия Рождественского. И таким он звучит для нас 50 лет спустя.
