Рихард Вагнер, вошедший в историю музыки как крупнейший мастер и реформатор оперного искусства, был также и великим симфонистом. Это чувствуется во всей музыке его опер, особенно — в многочисленных оркестровых эпизодах — созданиях мощной композиторской мысли. Чайковский, не принадлежавший, как известно, к числу сторонников оперной реформы Вагнера, писал о его «огромном симфоническом темпераменте», полагая, что именно в этом скрыта истинная сущность дарования композитора. Жизнь во многом подтвердила справедливость такого мнения — увертюры, вступления, фрагменты вагнеровских опер живут самостоятельно жизнью в концертных залах, неотразимо воздействуя на слушателей ярчайшей образностью, силой симфонического мышления, великолепием оркестрового письма, словом — всей полнотой качеств вагнеровского гения.
К числу лучших созданий Вагнера принадлежит увертюра к опере «Тангейзер». Это грандиозная симфоническая фреска, в которой раскрыт основной драматургический конфликт оперы — столкновение нравственного долга, строгой морали с вакхическими образами царства Венеры. Идея воплощена в ясной и логичной форме, где центральная часть (сонатное аллегро) обрамлена широко развернутыми вступлением и заключением. Увертюра открывается картиной шествия пилигримов. Строгий и величавый напев появляется в начале в звучании духовых (кларнеты, фаготы и валторны). Вступают голоса струнных, вначале спокойно-певучие, затем ликующие, сливающиеся в первой мелодией в полном оркестровом tutti. Постепенный спад приводит к первоначальному звучанию. Так создается картина приближающегося и удаляющегося шествия.
В центральной части увертюры — сцене вакханалии — царит фантастическая игра быстро проносящихся образов, среди которых выступают то сам Тангейзер, с его горделивой и страстной песнью, то Венера, воплощенная в музыке чарующей прозрачности и нежности. В заключении возвращается во всем своем величии хорал пилигримов, как утверждение торжества нравственного долга, конечного итога развития увертюры и самой оперы.
В написанной после «Тангейзера» опере «Лоэнгрин» Вагнер отказывается от увертюры, раскрывающей суть драматургического замысла, заменяя ее сравнительно небольшим оркестровым вступлением, сосредоточив внимание на одном образе. В рыцаре Лоэнгрине, спустившемся на землю из заоблачного царства Грааля, чтобы бороться против зла и несправедливости, можно увидеть и черты художника, отстаивавшего идеалы своего искусства, как это выпало на долю Вагнера. Музыка вступления рисует образ царства Грааля и самого Лоэнгрина. Удивительно ясно, светоносно, чисто звучат скрипки в высоком регистре. музыка отмечена печатью высокого вдохновения. Во вступлении, говоря словами Чайковского, «замечательно поразительное мастерство, с которым Вагнер мало-помалу усиливает нежную, светлую тему, рисующую Грааль, доходи до оглушительного фортиссимо и затем возвращается постепенно к первоначальному изложению темы, которая наконец замирает в крайних высотах струнного оркестра».
Оркестровое вступление к III действию «Лоэнгрина», рисующее картину свадебного шествия, написано в трехчастной форме. В первом и втором разделах на переднем плане — героическая устремленность темы, провозглашаемой валторнами и фаготами, а в кульминации — валторнами, трубами и тромбонами. Средний эпизод, вносящий элемент лирической певучести, контрастно оттеняет общий волевой и динамичный характер музыки, ярчайшей в своем жизнеутверждении звуковой картины.
«Тристан и Изольда», пожалуй, самая лирическая по непосредственности выражения чувства музыкальная драма Вагнера, повествование о всепоглощающей любви, неуклонно влекущей влюбленных к гибели. Все снимание автора сосредоточено на воплощении чувств любовного томления, трагической обреченности и скорбных предчувствий. Безграничность мелодического развертывания, смелость гармонического письма, с его остротой и напряженностью звучания (это ощутимо уже в первом, так называемом «тристановском» аккорде, вошедшем в историю музыки как символ обновления, прорыва), несравненная магия вагнеровского оркестра — все это выражает образы томления и страсти, с их нагнетаниями и спадами, создающими подлинно симфоническую драматургию произведения. Вагнер достигает здесь необычайной даже у него цельности и единства развития, насыщенности психологического содержания. Музыка «Тристана и Изольды» стала одним из вершинных достижений романтического искусства.
Основное настроение оперы нашло законченное воплощение в музыке вступления, где развернута богатейшая гамма оттенков, передающих чувство «вечного желания, которое жалобно стонет, набегает и разбивается без конца, подобно морю» (Р. Ролан). В сочетании вступления с заключительной сценой смерти Изольды создается великолепная симфоническая поэма, покоряющая широтой мелодического дыхания, бесконечностью нарастаний, кульминации и завершающим просветлением, в котором растворяются все порывы, все страсти, обуревавшие героев этого трагического повествования.
Полной противоположностью «Тристану» является картина «Полет валькирий» (фрагмент оперы «Валькирия», входящей в знаменитый цикл музыкальных драм «Кольцо нибелунга») — еще одно доказательство широты диапазона вагнеровского творчества. Вся мощь громадного оркестра использована для создания картины дикой скачки воинственных валькирий, этих амазонок северных легенд, их полета среди бегущих по бурному небу туч, их неудержимого устремления навстречу призывному сигналу. Среди бушевания и гула урагана, взрывов нечеловеческого хохота парит фанфарная, упруго-стремительная тема клича валькирий (тромбоны, к которым присоединяются трубы и валторны). В грозовых звучаниях «Полета валькирий» раскрывается стихийное начало вагнеровской музыки, ее необъятные горизонты. Как не вспомнить еще раз слова Чайковского, восхищавшегося этой музыкой: «Что за грандиозная, чудная картина! Так и рисуешь себе этих диких исполинок, с громом и треском летающих по облакам на своих волшебных конях».
Произведения Вагнера записаны на пластинку Государственным академическим симфоническим оркестром СССР под управлением Евгения Светланова. Они занимают одно из важных мест в его богатом репертуаре. Дирижер показывает пример глубокого проникновения в дух и характер музыки Вагнера, его исполнение покоряет волевой устремленностью и масштабностью, без которых невозможно представить себе звуковое воплощение вагнеровских партитур. Дирижер достигает полного взаимопонимания с коллективом оркестра, чьи достоинства выступают здесь в полной мере. Законченность выражения дирижерского замысла, виртуозность и артистизм, выразительность и красота звучания оркестровых групп и отдельных инструментов — все это гармонически сочетается в светлановской интерпретации Вагнера, снискавшей признание любителей музыки и адресованной ныне громадной аудитории слушателей грампластинок.
Иван Мартынов
