Текст с конверта грампластинки 1987 года:
Альберт Эйнштейн (1879–1955) — автор теории относительности, символ превращения традиционной, классической физики в физику современную, олицетворение грандиозного научного скачка, совершенного в XX веке. Еще задолго до смерти этот человек так прочно и незыблемо, как мало кто до него, был приобщен к пантеону самых величайших гениев человеческого рода.
Однако и тогда, при жизни Эйнштейна, и сейчас его слава, его популярность носит какой-то особый, еще недостаточно осознанный многими, характер. Да и сам ученый с недоумением, а иногда и с явной досадой наблюдал это явление. «Почему всеобщее любопытство избрало своим объектом меня — ученого, который занимается абстрактными вещами и счастлив, когда его оставляют в покое? Это одно из проявлений психологии масс, недоступных моему разумению. Ужасно, что так получилось. Я страдаю от этого больше, чем можно себе представить».
На этот вопрос действительно ответить нелегко. Ведь были и другие великие ученые — современники Эйнштейна. Но их популярность не вышла за, так сказать, рационально-профессиональные рамки. А здесь...
Я вспоминаю детство. Послевоенное время быстро врастает во время предспутниковое. XX съезд партии. Правда и человеческое достоинство вновь утверждаются в своих правах. И вместе с ними, рядом, в тесном сплетении — вера в неограниченные возможности науки. Науки настоящей, современной, не закисшей и заплесневелой, покрытой догматической коррозией, а революционной, взрывающей классические (или ложноклассические) «каноны, прогнозы, параграфы».
Тогда-то и явился нашему поколению Альберт Эйнштейн. Для специалистов — физиков и математиков — в своем подлинном облике великого ученого. Для более широкого круга образованных или стремящихся стать таковыми людей — в виде блестящего популяризатора собственных идей (отец дал мне прочесть книгу Альберта Эйнштейна и Леопольда Инфельда «Эволюция физики», сказав: «Без этой книги ты ничего не поймешь в современном мире»). Для еще очень многих — в виде фотографии чудаковатого старика, показывающего зачем-то и кому-то язык.
И первым, и вторым, и третьим, всем нам, людям XX века, этот человек сообщил что-то очень важное. Что же?
XX век — это век миллионов. «Восстание масс» — так озаглавил свою книгу о нынешнем столетии известный испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет. Более активное участие масс в историческом процессе не обошло стороной и науку — и здесь Учреждение все больше заменяет Ученого-одиночку, отодвигает его на задний план.
Эйнштейн показал нам, как велика роль одного человека и в нашем столетии, как много он может сделать доброго и полезного, какую глубокую печать он может заложить на «век миллионов».
В XX веке произошло опасное расслоение, разъединение науки и морали, рационального и этического. «Нам электричество сделать все сумеет», — бодро и бездумно напевали мы в детстве. Но оно не сделало и не сделает всего само по себе. Оно не осветит потемки человеческой души. А ядерный век, наступивший вслед за электрическим, может вообще все погубить.
Эйнштейн всей своей жизнью, всей своей работой, всем своим обликом говорит нам: мораль и наука, рациональное и этическое неразделимы. Там, где они расщепляются, начинается цепная реакция, завершающаяся гибелью человека, а в перспективе и человечества. Именно он, возвестивший своими работами о вступлении нашей планеты в ядерный век, первым предупредил в письме президенту Франклину Рузвельту мир о грозящей ему страшной опасности. Услышав о взрыве над Хиросимой по радио, А. Эйнштейн смог только произнести: «О, горе!».
В XX веке особенно открыто, обнаженно проявил себя в качестве одной из самых сильных человеческих страстей пафос власти, культ силы и мощи. Для самого Эйнштейна эта черта нашего столетия обернулась изгнанием из Германии, вынужденной эмиграцией в США.
Урок жизни и работы Эйнштейна заключает в себе великую надежду на то, что эта зараза не всесильна, что пафос свободы и человеческого достоинства, по крайней мере, не слабее. Для нас понятие «Эйнштейн» и «ученый» практически идентичны. Однако для самого Эйнштейна дело обстояло сложнее. При всей фанатичной приверженности своему профессиональному призванию он произнес такие слова: «Если бы я снова стал молодым и должен был выбирать, как заработать себе на жизнь, я не хотел бы быть ни ученым, ни академиком, ни преподавателем. Я скорее предпочел бы стать ремесленником или уличным торговцем, чтобы сохранить хоть ту каплю независимости, которая вообще возможна при нынешнем положении вещей».
И последнее. Эйнштейн — личность, обладающая огромным естественным артистизмом, сочетающимся с полным отсутствием позерства и саморекламы. Может быть, именно это последнее обстоятельство и стало первотолчком к созданию данной композиции.
Ее автору Давиду Самойлову и исполнителю Рафаэлю Клейнеру удалось главное — сделать для нас более ясным «феномен Эйнштейна». И сделать это с большим тактом, вкусом и чувством меры. Артист начинает говорить — и оживает в нашей памяти, в нашей душе великий ученый и мыслитель, его жизнь, надежды, опасения. И вместе с ним — перед глазами проходит наш век, судьбы науки, судьбы человечества...
В. Лукин, доктор исторических наук, профессор
«Эйнштейн» — сложная работа. Она складывалась из статей Альберта Эйнштейна, из высказываний о нем и еще из стихов, которые являются важным элементом композиции. Мы старались включить в нашу работу лучшие стихи лучших поэтов нашего века, века теории относительности.
Мы не собирались излагать основы теории Эйнштейна. Нас интересовала, главным образом, личность ученого, нравственные проблемы современной науки, невозможность «черной науки», ухода ученого от жгучих социальных и моральных проблем времени.
Эйнштейн — образец ученого, для которого нравственная сторона науки была не менее важной, чем чисто теоретический ее результат. Это главная цель и главное направление нашей работы — ученый и мир, ученый и общество, ученый и нравственность современного мира.
Давид Самойлов
Мы попытались выдвинуть и разрешить тему нравственной, много постигшей в своем времени, пережившей его трагедии цельной личности в ее масштабах и одновременно в той ее простой внутренней сути, которая соизмерима с каждым, кто этого захочет.
Мы стремились в этой работе выразить, что такое человечески богатая, гениальная, свободная простота, какая свойственна и самой настоящей науке.
Рафаэль Клейнер
