Текст с конверта грампластинки 1982 года:
Кем он был — этот невероятно худой, длинноволосый, большеглазый человек с высоким лбом и тонкими пальцами? Что мы знаем о нем, кроме того, что имя его стоит на титульном листе известной и любимой во всем мире приключенческой книги «Остров сокровищ»?
Роберт Луис Стивенсон прожил недолгую жизнь (1850–1894). Но жизнь эта овеяна легендами. Уроженец Эдинбурга — столицы Шотландии, земляк Роберта Бернса и Вальтера Скотта он оказал большое влияние на мировую и особенно на английскую литературу. Стивенсон создал великолепные образцы прозы и поэзии, журнальной публицистики, драматургии и путевых дневников. Вот, к примеру, шотландская баллада «Вересковый мёд». Читатели многих стран знают ее как народное поэтическое предание. И «вдруг» однажды с изумлением узнают, что балладу эту написал автор «Катрионы», «Острова сокровищ» и «Потерпевших кораблекрушение»!
Популярность «Острова сокровищ» сравнится разве что с известностью «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо. Но тем, кто прочел эту изящную, жизнелюбивую, наполненную ветром странствий и романтикой опасных приключений книгу, покажется странным, почти невероятным, что автор ее всю жизнь, с раннего детства, был болен настолько тяжело и неизлечимо, что «Страна Кровати» и частый гость по имени «Кровавый Джек» (так с мрачной иронией называл Стивенсон хроническое кровотечение из горла» стали его постоянными спутниками.
Тузиталой (то есть рассказчиком, повествователем) прозвали Стивенсона туземцы с архипелага Самоа, где прошли последние годы его жизни. Туземцы наивно верили, что Тузитала бессмертен, ибо у него хранится волшебный сосуд — «сатанинская бутылка». А на самом деле каждый день жизни давался ему с таким трудом, был наполнен настолько напряженной, безостановочной работой, что в его письмах читатель нередко встретит упоминания о близкой смерти, в которой сам Стивенсон и его близкие были почти уверены…
И все-таки он жил! Жил тем, что чуть ли не с десятилетнего возраста стало главной мечтой, опорой его жизни, без чего он не мыслил для себя ни дня. «В детские и юношеские мои годы, — вспоминал Стивенсон, — меня считали лентяем и как на пример лентяя указывали на меня пальцем; но я не бездельничал, я был занят постоянно своей заботой — научиться писать. В моем кармане непременно торчали две книжки: одну я читал, в другу записывал. Я шел на прогулку, а мой мозг старательно подыскивал надлежащие слова к тому, что я видел: присаживаясь у дороги, я начинал читать или, взяв карандаш и записную книжку, делал пометки, стараясь передать черты местности, или записывал по памяти поразившие меня стихотворные строки. Так я жил, со словами».
Эта жизнь была героической. Настоящие, а не книжные опасности ждали Стивенсона на каждом шагу: каждый день отвоевывался у болезни и смерти. Все было в этой жизни — и путешествия, и приключения, и дальние страны, и огромная любовь, поистине «с первого взгляда», и самоотверженность, и захватившая всю его душу страсть «плотничать в литературе» так, чтобы «стук топора» был слышен издали!
Сам писатель — словно бы герой одной из своих книг. Отважный, чистосердечный, готовый в любую минуту, хотя бы эта минута и оказалась последней, прийти на помощь обиженным. Однажды, беспокоясь за жизнь любимой женщины (ставшей впоследствии его женой), Стивенсон вскочил на коня и помчался в дальний путь, не останавливаясь, не давая себе передышки. Он был уже почти у цели, в прибрежных горах, но тут потерял сознание и так пролежал две ночи, пока случайно не был найден охотником. Потом он юмористически описал это чуть не стоившее ему жизни «приключение» в письме к другу: «Согласно всем правилам, смерть казалась неизбежной, но спустя некоторое время мой дух снова воспрял в божественном бешенстве и стал понукать и пришпоривать мое хилое тело с немалым усилием и немалым успехом»…
Так, не однажды он оказывался «потерпевшим кораблекрушение». Но снова и снова Тузитала вскакивал на коня и мчался навстречу опасностям, бесстрашно глядя им в глаза.
Как почти все Стивенсоны, Роберт Луис, или просто Лу (так звали его близкие), должен был стать строителем маяков или на худой конец адвокатом. Житель «Страны Кровати» и восторженный путешественник в «Страну Книг» учился в Эдинбургском университете и даже был отмечен серебряной медалью Королевского шотландского общества искусства, опускался в скафандре на дно моря, где должен был построить свой маяк…
Отказавшись от этой профессии, Лу прилежно сдает юридический экзамен, получает звание ученого юриста. И становится… литератором! Собственно, он был им еще до поступления в университет. Юному автору очерка о шотландских повстанцах XVII века не исполнилось и 16 лет, когда его имя украсило собой титульный лист маленькой книжки, вышедшей тиражом в 100 экземпляров на средства его отца.
И теперь, раз у Томас Стивенсон когда-то оказался «виновным» в литературном дебюте своего единственного сына, ему пришлось (правда, потом он вряд ли пожалел о своей уступчивости) согласиться с выбором Лу. Так в семье прославленных в Шотландии инженеров появился писатель, чье имя со временем вошло в историю мировой литературы!
Так Роберт Луис высказал в стихотворении, с почти символическим названием «Бродяга», свои мечты. Он и был всю жизнь странником, бунтарем, благородным пиратом и разбойником — в своих стихах и романах, рассказах и повестях. Выступая против так называемой литературы «чайной ложки и супницы», то есть произведений заземленных, бессюжетных, откровенно скучных, Стивенсон отважно объявил «войну прилагательному» и «смерть зрительному нерву».
Что это значит? Конечно же, не отсутствие всяких прилагательных или описаний внешности. В его книгах есть и поэтичные пейзажи, и короткие, исчерпывающие портретные характеристики. В них нет того, что он презирал больше всего на свете, — назидательности, длинных бессодержательных речей, ненужных подробностей, растянутости, которая заслоняет смысл. Вот это он и отвергал, как нелепое и ничего не говорящее «прилагательное».
Зато мы видим события в его книгах словно наяву, слышим голоса, как будто бы раздающиеся совсем рядом, участвуем в рассказе, в радости и печали, открытия и неудачи героев становятся нашими собственными.
«Моя первая книга» — так называется предисловие к «Острову сокровищ». И тут же Стивенсон говорит о том, что в сущности, это его первый роман, а не самая первая книга. Так оно и есть. Но раз уж мы заговорили об этом романе, то надо узнать, как же он собственно, появился на свет, — этот чудесный «Остров сокровищ», по которому мы и знаем Стивенсона с детских лет.
Однажды, соревнуясь с веселым школьником (своим пасынком) в благородном искусстве «малевать картинки», Роберт Луис невзначай начертил карту острова. 2Изгибы ее необычайно увлекли мое воображение, — писал он потом полушутя, — здесь были бухточки, которые меня пленяли, как сонеты. И с бездумностью обреченного я нарек свое творение «Островом сокровищ». Я не успел опомниться, как передо мной очутился чистый лист, и я составлял перечень глав». Герои будущей книги «сновали туда и сюда, сражались и искали сокровище на нескольких квадратных дюймах плотной бумаги». «Это будет книга для мальчишек, — молниеносно решил Стивенсон, — а тут и мальчик под боком, чтобы послужить мне пробным камнем».
И книга родилась! Слушатели: пятнадцатилетний «джентльмен, образцовому вкусу» которого отчим посвятил потом свое творение, старик отец — он «мало того, что каждый день выслушивал с восторгом новую главу», но и стал самым «рьяным сотрудником» сына, и жена писателя. Все они что-нибудь да добавляли к написанному. А Стивенсона терзали сомнения: «Мне минул тридцать один год, я глава семейства; я успел лишиться здоровья, я еще никогда не жил без долгов… Неужто и этой (книге) суждено стать еще одной, последней неудачей?»
Роман то шел необычайно легко, то вдруг необъяснимым образом спотыкался на самом интересном. Но по мере того, как работа приближалась к концу, как вырисовывались основные образы и среди них — предмет наибольшей гордости автора, одноногий пират Джон Сильвер, смелый и коварный, деятельный и сметливый, — главы одна за другой отправлялись в печать.
А когда, наконец, Стивенсон «перешел Рубикон» и начертал на рукописи слово «конец», 2Остров сокровищ» появился в детском журнале «Янг Фолкс», выходившем в Лондоне. Там он как будто затерялся, зато в отдельном издании вызвал к себе всеобщий интерес. Им зачитывались люди любого круга — от школьника до премьер-министра. Стивенсон стал знаменит.
С чем же тайна (если она существует) столь безоговорочного, вневременного и отнюдь не только местного успеха? Ведь приключенческих романов и во времена Стивенсона печаталось немало. А десятилетия добавили еще большее количество увлекательных сюжетов, коварных злодеев и благородных героев.
Конечно, стать, пусть ценой долгих испытаний, богатым и счастливым — цель немаловажная. Победить, уничтожить своих соперников — тоже дело сложное. Но давайте подумаем: разве только в этом сокровенная сущность стивенсоновской книги, разве только этим она пленяла и продолжает очаровывать миллионы читателей?
«Мрачный, залитый кровью», даже «проклятый» остров — вот что такое для подростка Джима (а значит, и для нас, его товарищей по странствиям) место, куда отправилась знаменитая «Испаньола», имея на борту и честных, и потерявших человеческих душевный облик людей.
А сокровища таинственного капитана Флинта, зарытые здесь, сокровища, ради которых погибли многие храбрые матросы, ради которых было пролито столько крови и пережито столько страданий, видено столько лжи и жестокости… Разве о них мы думаем, когда пытаемся раскрыть тайну успеха этой книги?
Нет! Секрет не в черном пиратском флаге со скрещенными костями. И даже не в добродетелях благородны героев или коварстве злодеев. Скромная 2книга для мальчишек» стала для миллионов читателей самых разных характеров, возрастов и национальностей поводом для раздумий и выводов о жизни! Ведь именно так воспринимаем мы этот приключенческий роман. Потому, что каждый читатель у которого, говоря словами Тузиталы-Стивенсона, «есть глаза и хоть на грош воображения», открывает в нем свой собственный маленький «остров сокровищ» — событий, характеров, мыслей, образов, особого, мужественно-краткого, энергичного и изящного стивенсоновского стиля.
Мария Бабаева
