Евгений Александрович Мравинский (1903‒1988)
Имя Мравинского — одно из величайших среди имен дирижеров XX века. Пожалуй, никто из русских музыкантов на дирижерском подиуме не получи столь безусловного признания и на Родине, и за ее пределами. Признавая исключительность авторитета Мравинского, отметим, что его великое искусство явилось апогеем развития русской дирижерской школы, прошедшей краткий, но бурный путь развития и становления. Сам феномен Мравинского, уникального художника, создателя непреходящих шедевров интерпретаций, может быть более ясен благодаря краткому экскурсу в его предысторию.
Русское дирижирование складывалось к началу XX столетия под воздействием нескольких факторов — невозможно говорить о приоритете какого-либо из них, но также нельзя и умалять любую «составляющую». Развитие национальной композиторской школы, точнее, нескольких, давших уже тогда, к концу XIX века, плеяду творцов гениальных произведений во всех жанрах: симфония, опера, инструментальная музыка и пр. — это первый фактор. Далее: создание национальных инструментальных школ — фортепиано, скрипка и др. Гении фортепиано Антон Рубинштей и Сергей Рахманинов проявляют себя и великими дирижерам. Крупнейшая европейская дирижерская традиция — из Германии и Австро-Венгрии — становится близкой по духу русским музыкантам благодаря теснейшим связям: в России выступают практически все ведущие дирижеры из обеих западноевропейских империй: великие Карл Рихтер и Феликс Моттль, Карл Мук и Густав Малер, Ханс фон Люлов и артур Никиш… в России во главе императорских театров Санкт-Петербурга и Москвы становятся два великих чеха: Эдуард Направник и Вячеслав Сук. Будучи близкими своим творческим менталитетом к германскому гению и родственными России славянским происхождением, они сыграли решающую роль в причудливом синтезе немецкого и исконно русского истоков школы дирижерского искусства в России.
Уже в первом десятилетии нашего столетия в России появился ряд выдающихся музыкантов-дирижеров. К сожалению, позднейшие мировые катаклизмы, обрушившиеся в основном на Россию, не позволили большинству из них занять достойное их таланту и искусству место. Это Василий Сафонов (был хорошо известен в Великобритании и США), основатель Кливлендского оркестра Николай Соколов (его запись Второй симфонии Рахманинова стала легендой), Александр Кичин, в эмиграции следовавший за свое супругой, великолепной певицей Ксенией Бельмас (Кичину принадлежат блистательные записи с Берлинским филармоническим оркестром произведений Чайковского и Глазунова, выполненные в 1928 году Polydor’ом), Николай Малько, окончивший свои дни во главе одного из оркестров в Австралии, Эмиль Купер, выдающийся мастер в опере (десять лет за пультом «Метрополитен») и в концерте (Мравинский сам говорил о влиянии Купера на его становление как руководителя оркестра и интерпретатора), Феликс Блуменфельд, великолепный дирижер и пианист, первым представивший Европе «Бориса Годунова» в антрепризе С.П. Дягилева, Исай Добровейн, работавший в Дрезденской государственной опере, в «Ла скала», в Стокгольме, в Лондоне с оркестром Philharmonia. В России, в СССР работали талантливейшие Николай голованов и Александр Орлов, Арий Пазовский и Александр Гаук, Лев Штейнберг и Самуил Самосуд и др. В эмиграции лишь Сергей Кусевицкий занял место, соответствующее его истинному масштабу. К упомянутым именам (ими далеко не исчерпывается первый ряд русских дирижеров высокого класса) следует присоединить и английского мастера Альберта Коутса, воспитанного в Петербурге и вполне русского по духу музыканта (в качестве юмористической детали, свидетельствующий о его «русскости», отметим, что даже родился он в… ложе Мариинского театра под звуки великолепного оркестра Эдуарда Францевича Направника).
Таким образом, гений Мравинского появился, возрос и принес чудесные плоды на благодатной почве уже сложившейся традиции и, как ее высшее проявление, является ныне феноменом не только русской, но и всей мировой музыкальной культуры.
«Когда-то, слушая музыку, я испытал потрясение, как удар молнии или грома. Искусство должно потрясать. Иначе это не искусство». Эти слова Евгения Александровича Мравинского можно расценить и как главный девиз его творчества, его основной критерий. Величие Мравинского в его служении своему искусству, музыке, ее творца, в гигантском масштабе целей, которые он ставил себе и преданным ему музыкантам, в непрестанном поиске идеалов, совершенствований средства для их достижения.
Среди великих дирижеров наиболее соответствующая фигура для сопоставления с Мравинским (воспользуемся продуктивным методом Джакомо Лаури-Вольпи, создателя книги «Вокальные параллели») — Вильгельм Фуртвенглер, с которым Мравинского роднит многое (в качестве курьеза отметим и сходство их физической конституции). Это и непреклонность творческой воли, и невероятная способность воссоздавать сложнейшую партитуру во всей цельности и, одновременно, во всей многоплановости ее проблематики, наконец, в безусловном примате этического начала в их искусстве. И Мравинский, и его старший современник Фуртвенглер были безусловно людьми своего времени, своей трагической эпохи, каждый из них был верным сыном своего отечества, пережившим судьбу своей страны, своего народа. Но оба великих мастера являются удивительным примером того, как их искусство, и они сами благодаря нему, стали явлениями вневременными и незнающими границ, служащими Миру и миру, обществу и обществам, человеку и Вселенной. Оба они исполнили свой долг служения прекрасному, воплотив в совершенных звуках извечное стремление к совершенству и гармонии, к красоте и добру, к вечности…
Мравинский был человеком русской культуры в ее наиболее «европейском», петербургском проявлении. С Санкт-Петербургом, Петроградом, Ленинградом он был неразрывно связан всю свою долгую жизнь. Здесь он родился 22 мая (по юлианскому календарю) 1903 года. Он рос в семье очень музыкальной, высококультурной и своеобразной, принадлежавшей до русской революции к привилегированному слою общества. Одна его тетка, Евгения Константиновна Мравинская, прославилась в качестве примадонны (soprano leggiero) Императорской оперы в Петербурге — Мариинского театра — под сценическим именем Мравина. Другая после революции занимала видные посты в Советском государстве (посол СССР в Швеции Александра Коллонтай).
В 1920 году Мравинский поступил на естественный факультет Петроградского университета, но уже в это время он был связан с музыкой. Необходимость заработка в голодном Петрограде периода гражданской войны привела юношу в Мариинский театр на роль артиста миманса. Это скучное занятие позволило ему приобрести редкую школу, ибо он был свидетелем и чутким наблюдателем работы таких великих артистов, как тенор Иван Ершов, создатель незабываемы образов в опера Вагнера, Федор Шаляпин, потрясавший своим гениальным даром певца-актера, дирижеры Альберт Коутс и Эмиль Купер — да и весь ансамбль «Мариинки» еще хранил тот высочайший уровень, на которой он поднялся при Направнике. Через год Мравинский начал работать пианистом в Хореографическом училище, и этот опыт сослужил ему добрую службу. Тогда же он твердо решил вступить на тернистую тропу артиста, но первая попытка поступить в консерваторию не удалась, и он поступает в учебные классы Петроградской академической капеллы (1923 год). В 1924 году он все же становится студентом Петроградской консерватории, но в дирижерский класс к Николаю Малько он пришел лишь через три года, поначалу пытаясь освоить искусство композиции. После эмиграции Малько Мравинский продолжает учиться у другого видного дирижера Александра Гаука, по классу которого и кончил консерваторию в 1931 году.
Практической работой для молодого дирижера стали еще в студенческие годы выступления с самодеятельным оркестром Союза служащих советской торговли — уже эти первые концерты с программами русской классики заслужили одобрение прессы. Одновременно Мравинский заведовал музыкальной частью в Хореографическом училище и дирижировал здесь балетом Александра Глазунова «Времена года»; наконец, он трудился и в оперной студии консерватории, руководимой тогда И.В. Ершовым. В 1931‒1938 годах Мравинский работает в бывшем Мариинском театре. Здесь его дебютом 20 сентября 1932 года стала «Спящая красавица» П.И. Чайковского с участием гениальной русской балерины Галины Улановой. Затем успех дирижера был закреплен его следующими работами — балетами Чайковского «Щелкунчик» и «Лебединое озеро», А. Адана «Корсар» и «Жизель», Бориса Асафьева «Бахчисарайский фонтан» и «Утраченные иллюзии». Единственной работой в опере стала «Мазепа» П.И. Чайковского.
В 1937 и 1938 годах произошли два события в жизни Мравинского, резко изменившие маршрут его творчества: от дирижера музыкального театра к подиуму концертного зала. В 1937 году во время «Декады советской музыки» Мравинский впервые исполнил новинку — архигениальную Пятую симфонию Дмитрий Шостаковича, а через год буквально потряс своим прочтением этого «зеркала времени» слушателей и жюри Всесоюзного конкурса дирижеров, где завоевал первое место (отметим, что в числе лауреатов были такие впоследствии маститые дирижеры, как Натан Рахлин, Константин Иванов, Марк Паверман и др.). Любопытно, что творческий союз Шостаковича и Мравинского (а о таковом говорить вполне правомерно) возник тогда на основе полного равноправия. Сам Шостакович позднее писал о работе над Пятой симфонией: «О каждом такте, каждой мысли Мравинский учинял мне подлинны допрос, требуя от меня ответа на все возникавшие у него сомнения. Но уже на пятый день совместной работы я понял, что такой метод является безусловно правильным. Я стал серьезнее относиться к своей работе, наблюдая, как серьезно работает Мравинский. Я понял, что дирижер не должен петь подобно соловью…». Победа на конкурсе, судьбоносная встреча с Шостаковичем и назначение на пост руководителя оркестра Ленинградской филармонии определили будущее Мравинского. Главный дирижер Ленинградского филармонического оркестра, ведущего свою историю от Придворного оркестра (Hofkapelle) под управлением Гуго Варлиха, — преемник и наследник традиций Эмиля Купера, фактического основателя оркестра, Фрица Штидри и Александра Гаука, работавших с коллективом до него, Мравинский поддержал и развил традиции оркестра, поднять его уровень на небывалую высоту, навсегда связал с именем оркестра свое имя, свое искусство, свою судьбу.
Тогда же, в 1938 году, Мравинский впервые записывается в студии: его дебют в грамзаписи также Пятая симфония Шостаковича. В 1940 и 1941 годах он делает несколько замечательных записей в редкой технике «тонфильма», т.е. запись звука производилась на звуковую дорожку киноленты. В студии великий дирижер работал постоянно до начала 1960-х годов, затем все известные его фонограммы выполнялись исключительно во время открытых концертов.
Затем была война, эвакуация оркестра (одного из культурных сокровищ страны) в Сибирь. 538 (!) концертов оркестра в Новосибирске за годы войны. Возвращение в Ленинград, первые гастроли за пределами Родины, фестиваль «Пражская весна», триумфальные гастроли в европейских странах, запись трех симфоний Чайковского Deutsсhe Grammophon’ом, премьеры великих симфоний Шостаковича, небывалые достижения в интерпретации шедевров мировой классики.
Мравинскому были особенно близки Чайковский и Бетховен, Брукнер и Брамс, Вагнер и Стравинский. Он был неподражаем в исполнении масштабных партитур и симфонических миниатюр. Обзор, даже поверхностный и фрагментарный, его репертуара, характеристика и анализ его интерпретаций небезынтересны, но пусть лучше эти шедевры исполнительского мастерства говорят за себя сами.
Творческий и репертуарный поиски приводили Мравинского стечением времени к мудрому самоограничению и утонченнейшему совершенствованию уже многократно игранного. Множество слушателей Мравинского становились свидетелями удивительного процесса постижения великим музыкантом великой музыки, слушая из года в год все новое, что являлось в прочтении Мравинским таких великих партитур, как Пятая симфония Чайковского или Пятая симфония Шостаковича. Как новая, вечно юная, как только что сознанная музыка, звучала у Мравинского любая партитура. Все, что составляло ее высшую ценность, ее зерно, раскрывалось великим мастером и в потоке звуков становилось достоянием, внимающим им. И ныне, когда уже нет возможности быть сопричастным искусству Мравинского воочию (он скончался в 1988 году в родном городе, окруженный родными и близкими людьми), записи его концертов, труд, совершенный им в студиях звукозаписи, дают возможность снова встретиться с его гением, с его чудным даром нам, современникам Мравинского и их наследникам.
Н. Гринев
