Текст с конверта грампластинки 1976 года:
Галина Иванована Уствольская родилась в Ленинграде. Заниматься музыкой начала в капелле, где училась играть на виолончели. Потом перешла в музыкальную школу-десятилетку, закончив которую поступила на композиторский факультет Ленинградской консерватории в класс Д.Д. Шостаковича. Война прервала учебу. Галина Ивановна едет в Тихвин; здесь она — культработник в эвакуационном госпитале. По окончании войны Уствольская завершает учебу в консерватории становится членом Союза композиторов. В это же время она поступает в аспирантуру и начинает преподавать в музыкальном училище. В течение ряда лет является также преподавателем семинара самодеятельных композиторов при Ленинградской композиторской организации.
Обычно, в творчестве крупных мастеров нетрудно различить точки соприкосновения с музыкой других авторов, как предшественников, так и современников. Но иногда встречаются драгоценные минералы с такой силой внутреннего преломления, что ив их сверкании трудно узнать свет, падающий на них. Это — художники, резко порывающие с установившимися нормами и строящие музыкальный мир по своим законам. Такова Уствольская.
Многие сочинения Уствольской, ныне впервые исполняемые, написаны 20–25 лет назад. И когда после премьер говорится: «Как свежо!», «Как современно!», «Как-будто сегодня написано!» — становится очевидной необъективность тех критиков, которые обвиняли композитора в некоммуникативности, жесткости, «узости». Не всем было понятно, что эта «узость» — узость лазерного луча, прошивающего металл.
Действительно, композитор не пользуется «разнообразными» средствами. Искусство Уствольской не развлекательно. В нем — только самое главное, необходимое. Не бывает у Уствольской квадратных, симметричных конструкций. Ритм выпрямлен. Никаких изысков и капризов. Длинные цепи одинаковых длительностей (как правило — четвертей) группируются в полифонические построения. Акцентировкой руководит смысл, а не сетка. Поэтому Уствольская нередко отказывается от тактовой черты. Это простая, на первый взгляд, система временной организации столь убедительна и естественна, что позволяет при минимуме средств достигать невероятного ритмического напора. Столь же логичны и нестандартны гармоническая и тембровая стороны музыки Уствольской.
В ее сочинениях как-бы исчезает уровень «искусства» или, по крайней мере, «искусности». Контакт между композитором и слушателем — прямой, как бы без промежуточного звена, именуемого «произведением искусства»; и насколько высока «проводимость» этой музыки, настолько мало ее внутреннее «сопротивление» (свойство благородных металлов). В этой цепи «автор-слушатель» почти нет потерь. Насыщенность и лаконизм музыки таковы, что ценность каждой ноты многократно увеличивается. Ноты перестают быть неприметными точками, входящими в состав линии: структура музыки Уствольской крупнозерниста. Строй этой музыки — мужественный, волевой и собранный. Никакой сентиментальности, рыхлости, велеречивости. Сурово и немногословно умеет композитор раскрывать глубины самых разных состояний. Глубокая и грустная лирика скрипичной Сонаты, драматизм Октета, страстная и убедительная проповедь мира, добра («Хвалебная песнь»), многогранный, но не пестрый, образные мир фортепианных прелюдий и сонат, горечь и сострадание в Первой симфонии — далеко не все тематические ракурсы, сосуществующие в музыке Уствольской. Четко очерченная индивидуальность, внутренняя сила и внешняя сдержанность позволяют думать обо всем творчестве Уствольской как о едином целом, одной глыбе человеческого духа, монолитной, прекрасной и лаконичной скульптуре.
Уствольская в высшей степени требовательна к себе, бескомпромиссна и честна. Во всем проявляется глубокая и высокая правота этого замечательного художника.
Борис Тищенко