Дон Жуан
Инсценировка Нины Гарской
Чтец – Георгий Менглет
Дон-Жуан – Анатолий Гузенко
Де Ла Мота – Юрий Васильев
Такой – Юрий Козловский
Дон Диего – Юрий Авшаров
Дон Гонзаго – Владимир Ушаков
Хасинта – Наталья Голубенцева
Беатриса – Нина Архипова
Донна Анна – Татьяна Васильева
Марсела – Любовь Фруктина
Монах, Музыкант – Евгений Графкин
Парень – Вадим Завьялов
Паж – Нина Гарская
Испания создала образ Дон Жуана и обогатила мировую литературу последующих столетий. Образ этот привлекал к себе внимание многих писателей, поэтов и музыкантов прошлого. Да и теперь на утрачен интерес к Дон Жуану – по-прежнему время от времени появляются новые версии этой легенды. Загадка притяжения таится в самом образе Дон Жуана, сочетающем в себе черты трудносоединимые. С одной стороны, Дон Жуан – герой зла, с другой – истинное творение красоты. Потому легенда носит характер одновременно и трагический, и фарсовый.
Фарсовость состоит в том, что главною целью Дон Жуана являются не героические подвиги, а погоня за успехом у женщин – их завоевание. Сам Дон Жуан превращается в человека без имени – имя его становится нарицательным. Трагическое же – это прежде всего обреченность Дон Жуана: он умирает молодым, и сама смерть его – страшная кара за содеянные преступления. Самовлюбленный Нарцисс, Дон Жуан не знает чувства сострадания и заставляет страдать каждого, кто соприкасается с ним. У него нет друга, он одинок, у него нет творений и нет детей – он обладает только страшной разрушительной силой. Вот как говорит о нём Стендаль: «На великом рынке жизни это недобросовестный покупатель, который все берет и никогда не платит».
Тема возмездия издавна волновала людей. В легендах о Дон Жуане героя всегда настигает возмездие. В финале Дон Жуан приглашает убитого им противника на ужин, цинично издеваясь над мертвым, и расплачивается за это жизнью.
Один из вариантов этой истории неоднократно встречается в развернутой драматизированной форме – в действах немецких иезуитских семинарий XVII - XVIII веков. Впервые такое действо представлено слушателями Ингольштадтской семинарии. Осенью 1615 года, за 15 лет до «Севильского озорника» Тирсо де Молина. Вот сюжет: граф Леонсио, не верящий в загробную жизнь, поддаёт ногой череп и приглашает его на ужин. На пир является костлявый призрак. Он заявляет, что он дед графа и, чтобы доказать ему бессмертие души, утаскивает внука в преисподнюю.
В Испании легенда о Дон Жуане сложилась вокруг определенного исторического лица – Дон Жуана Тенорьо, жившего в середине XIV века при дворе короля Педро Жестокого. Первоначально эта была история о распутнике, которого монахи заманили в монастырь и убили, распустив слух, что это черти утащили Дон Жуана в ад.
В дальнейшей обработке легенды на месте чертей появилась «ожившая статуя». Корнями мотив этот уходит далеко в античность. Ещё у греческого историка Плутарха (I век н.э.) мы читаем: «Разграбив город, Камилл во исполнение обета решил перевезти в Рим статую Геры. Собрались мастера; Камилл принес жертву и молил богиню не отвергнуть ревностной преданности победителей – стать доброй соседкой богов, которые и прежде хранили Рим. И статуя, как рассказывают, промолвила, что согласна и одобряет его намерение».
Среди подобных античных рассказов существует и такой. У Tеoгена с острова Тасос был враг. Враг этот после смерти Теогена наносит удары по его статуе, и тогда она, сойдя с пьедестала, убивает дерзкого оскорбителя.
Уже в средние века была сложена легенда об обручальном кольце, надетом на палец изваяния Венеры (или Девы Марии). Статуя, сгибая палец, отказывается возвратить кольцо – залог любви и затем внезапно возникает между владельцем кольца и его супругой, требуя исполнения долга, обещанного при вручении кольца. Этой легендой воспользовался Проспер Мериме, пересказав её в прекрасной новелле «Венера Ильская».
Рассказ об «ожившей статуе» существует в фольклоре. В основе знаменитого испанского романсеро лежит история о том, как кабальеро пришел в церковь, опустился на колени рядом с каменным изваянием усопшего, дернул его за бороду и пригласил к себе на ужин. Но в романсеро конец благополучный: кабальеро покаялся перед священником и был прощён. Именно тут впервые само изваяние именует себя «каменным гостем».
Одна из первых литературных обработок легенды – пьеса испанского драматурга Тирсо до Молины «Севильский озорник». Герой пьесы из озорства приглашает на ужин статую убитого им человека, и только пожатие каменной руки внушает ему ужас и раскаяние. Это XVII век. А в XVIII веке, у итальянца Гольдони, герой уже распутник. Во Франции, у Мольера, Дон Жуан становится богоотступником.
Эта тема разрабатывалась Пушкиным, Моцартом, Блоком, Байроном, Стендалем, Бодлером, Мериме и ещё большим числом писателей, поэтов, музыкантов прошлого и современности.
В русской традиции принято называть героя Дон Жуаном, но вернее, ближе к испанскому было бы Дон Хуан. Вот почему А.С. Пушкин своего героя называет Дон Гуам.
Обаяние Дон Жуана привело к тому, что романтики, обращаясь к этой легенде, склонны были поэтизировать знаменитый литературный образ, придавать ему сугубо положительное звучание. Подобное восприятие получило воплощение в новелле Гофмана «Дон Жуан», который наделил своего героя чертами бунтаря, восставшего против серости и никчемности мещанского существования. Он оказывается трагической жертвой собственной исключительности, духовного превосходства над буржуазным окружением.
Байрон в прославленной поэме «Дон Жуан» создаёт образ романтического героя, скептицизм которого вызван порочностью общества.
Есть версии, когда вместо мужчины героем, становится женщина; или, вместо тяги к женщине, Дон Жуану приписывают отвращение к ней и страсть к математике («Дон Жуан и геометрия» Макса Фриша).
Таков путь этого литературного героя, который подобно многим другим великим литературным образам развился из первоосновы, представленной в традиционном фольклоре, оплодотворенной творческой фантазией поэтов, драматургов, музыкантов, которых влекла эта легенда.
Нина Гарская, 1982
